На равнодушную отмель накатил новый вал и, миновав ее, часть обломков оставил на берегу, другие же утащил с собой в море.
Один из них - голова.
Рыжая.
Бранр покачался на волнах, глядя на прибрежные скалы, потом повернулся посмотреть на далекий "Линдормр".
- Сможешь подвести корабль ближе к нему? - спросила у кормчего Карри.
Позади нее раздался возмущенный шепот, но наследница Асгаутов обернулась к воинам с таким лицом, что ни один не осмелился возразить ей вслух.
- Опасно, - глядя ей в глаза, медленно и отчетливо проговорил кормчий. Боюсь, нас может постигнуть участь "Квельфра".
В словах Торарина не было ничего оскорбительного. Нет в страхе позора для кормчего, когда ведет он корабль. Сколько раз спасали драккары предчувствия кормчих, и лишь они одни в праве перечить хозяину корабля.
Взгляд Карри намертво сцепился со взглядом Торарина, лицо мертвенно побелело.
- Ты будешь пытаться?
Скагги перевел взгляд на качающуюся в волнах рыжую голову. Бранр, похоже, решился и поплыл вперед, отбрасывая в сторону воду мощными взмахами рук. Потом он неожиданно остановился, глянул через плечо.
- Рассчитывает течение, - ответили на невысказанный вопрос Карри Торарин, - будем надеяться, что он все рассчитал правильно и что его вынесет ближе к нам. Что ж, если Ньорд будет к нам милостив... Вот только хватит ли сил у этого скальда?
Тогда голова Мимира молвила мудрое слово и правду сказала, что руны украсили щит бога света, копыто Альвсинна и Арвака уши и колесницу убийцы Хрунгнира, Слейпнира зубы и санный подрез, лапу медведя и Брагги язык, волчьи когти и клюв орлиный, кровавые крылья и край моста, ладонь повитухи и след помогающий, стекло и золото и талисманы, вино и сусло, скамьи веселья, железо Гунгнира, грудь коня Грани, ноготь норны и клюв совиный.
(Речи Сигрдривы, 14-18)
Приветствуй руну победы, о воин, но помни, что заключенный в ней град, лишь тогда громом приветствия станет, коль к разрушению волю стихий, хаос ты обуздать найдешь в себе силы; исполинам из инея и бед кузнецу будет осторожен: руна могучий взрыв вызывает. Хагаль замкнутый круг разомкнет, чтоб старое новому место свое уступило.
Он увидел пред собой темное поле, за дальний край которого, обрывавшийся будто бы в инеистую пропасть, катился пурпурный шар закатного солнца. Само поле казалось неровным, изрытым, но если прищуриться, поле приблизится... По всему этому бесконечному полю виднелись груды тряпья, каких-то лохмотьев, костей и даже шкур. В прорехи некогда роскошных одеяний проглядывали белые черепа, среди пожухлой травы зубьями чудовищной гребенки торчали ребра. И каждая из этих груд падали была усеяна черными пятнами.