Иногда он связывался с остальными разведчиками. И всегда отключался с каким-то сосущим чувством в душе, будто что-то не получалось, не у него одного, а у всех, что-то важное и, главное, нужное, ну не получалось, не клеилось, не шло, и виной этому был не он сам и даже не кто-то конкретный, когда можно было наказать, а просто никто - тому не было виновных. Может, это-то и угнетало его сильнее всего.
Уже когда белая звезда появилась перед ним на экране, он понял, что планета ее, единственная планета системы, не населена. Это солнце, появившееся перед ним в ореоле белого неяркого свечения, было последней звездой в этой части Галактики. Оно одиноко висело почти на краю ее, пыльный позабытый фонарь, и интуиция, выработавшееся у Рассела за долгие годы скитаний, уже подсказывало ему - и здесь ничего. На ровной поверхности планеты, не обремененной скальными хребтами и темными пятнами водоемов, не имелось ничего, даже отдаленно напоминающего города или же их остатки. Ровная, ровная поверхность. Правда, здесь была атмосфера. Но Рассел про себя уже решил, что она наверняка состоит из убийственных для человека соединений. Да, человека здесь быть не могло. А вот что-нибудь другое... Возможно.
Надежда вновь зашевелилась в его душе.
Медленно, осторожно, как все, что он делал в своей жизни, он посадил корабль. Посадил и, поднявшись, отправился еще за кофе, пока приборы определяли пригодность окружающей среды для жизни. Н был скептиком, а потому не поверил своим глазам, когда, вернувшись, увидел на экране горящие буквы: "Планета пригодна для жизни". Он даже выронил чашку и облил себе брюки горячим кофе. Ругаясь, он еще и еще раз перечитывал заключение, и у него складывалось впечатление, что приборы лгут.
Но они не лгали.
Тогда он вышел из корабля. Странно, но воздух здесь был как на полузабытой Земле, головокружения и других неприятных ощущений не наблюдалось. Но вот пейзаж, открывшийся его глазам...
Он стоял посреди огромной песчаной пустыни. Серые шуршащие пески уходили далеко за горизонт. Не было ни ветра, ни облаков, солнце лило сероватый неяркий отсвет на серую землю. Где-то там, у горизонта, земля и небо сливались вместе, ибо были одного цвета. Крайняя отрешенность от всего, - вот что чувствовалось здесь, было настроением этого места. Еще сильнее, чем там, на краю Бездны, здесь приходило понимание того, что ты - нечто преходящее, что быстро пройдет и не оставит следа, и до тебя было много таких же, но других, которые давно прошли и уже не вернутся.
Пустыня была нема. Рассел медленно опустил голову. Он все еще не мог поверить.