- Худо, что и говорить, - вторит другой.
- А поляне [Поляне - восточнославянское племя, жившее по среднему течению Днепра на правом берегу. Назывались такие Русью (Росью) или киянами. Одно из племен, составивших впоследствии украинский народ.], продолжает первый, - в поле-то сидят да баен-то и не строят.
- Не строят, - откликается другой, - не из чего, лесу-то у них нет. Одно слово - поле.
- В байнах-то не моются, - опять говорит первый, - да и здесь не больно любят байну-то, одно знают нас дразнить: "Байники". А мылись бы, так псиной не воняли бы!
Оба смеются.
Дальше разговор идет о том, что у полян даже в их стольном городе Киеве ни одной бани нет, что поляне летом моются в Днепре, да в речках, а зимой и вовсе не моются.
Кукше хочется заговорить с ними, узнать, кто они такие и как попали в Царьград, но он не решается. Ведь они тоже, наверно, станут расспрашивать его, откуда он здесь взялся. Он беглый раб и вор и должен будет врать о себе. Рябой верно говорил - ему ничего не стоит запутаться и выдать себя. Неизвестно, как отнесутся они к беглому рабу, хотя бы и единоплеменнику. Поэтому Кукша молчит, лишь во все глаза глядит на новгородцев и слушает такую родную, такую понятную речь.
Наконец новгородцы встают и идут в первый зал. Возле их одежды, прислоненные к лавке, стоят два коротких меча. Как видно, новгородцы ромейские воины. Они попивают вино, принесенное служителем, и не спешат одеваться. Один из них говорит:
- Сейчас кваску бы! А еще лучше хмельного меду!
- Кваску не худо бы! - вторит другой. - А меду, конечно, и того лучше!
Кукше не хочется уходить, он нарочито медленно одевается, однако это получается все равно очень скоро, потому что вся его одежда состоит из одной рубахи. Заметив уставившегося на них парня, новгородцы угощают его вином. Кукша пьет, и по телу его разливается блаженство, он только сейчас обнаружил, что испытывал сильную жажду. Новгородцы пробуют заговорить с ним, но он мотает головой и отвечает мычанием, как учил его Рябой.
- Болезный! - говорит один из них с состраданием.
Кукше не хочется покидать этот теплый, влажный, чудесный мир, где царят два прекрасных беломраморных идола, где он услышал - впервые за несколько лет - родную речь. Однако пора и честь знать. Кукша поднимается и выходит в помещение для служителей. Там он останавливается в растерянности. Пропали пять оболов, которые он носил за щекой. Кукша лезет в рот пальцами и щупает сперва за одной щекой, потом за другой. Монетки нет.
Возле выхода неотлучно сидит эфиоп. Когда посетители покидают баню, он пробуждается от дремы и смахивает ладонью в выдвинутый ящик монеты, оставляемые ими на столике.