Через несколько минут Васька был на берегу. Из объятий матери он переходил к бабке, от бабки к Татьяне, к дяде, к отцу, к деду и ко всем уральским мужикам и бабам по очереди.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Поле спелой ржи подошло к избе Кузнецовых. Две полосы, посеянные Егором, широко разошлись по релке. Одна - золотистая от ярицы, другая красная от скошенной гречихи. Обе видны с реки издалека. "Егоровы штаны" прозвали эту пашню в деревне.
Дед чуть не заплакал, услыхав такое прозвище.
- Когда-то в Расее была у меня земелька - узенький клин. "Кондратова борода" прозвание было, а нынче, видишь, сын широко размахнулся - стали "штаны".
Прозвание узнали крестьяне из соседних деревень и пароходные лоцманы. "Егоровы штаны" стали путеводным знаком. Когда пароходы выходили из-за мыса, "штаны" на релке видны были ясно.
"Нынче первый настоящий урожай, - думает Егор. - На поту да на слезах мы его подняли. В каждом зерне - капля пота. Мы из болота его возвели. Разве это только ради богатства? Какое тут богатство, в чем оно у меня? Нет, я не за ним сюда шел".
Мошка-"мокрец", самая жгучая, поднялась из тучных трав и обсыпала селение. Собака Серко, обивая лапами гноящиеся, изъеденные глаза, натерла круглые лысины, как очки, вокруг глаз. Корова давала меньше молока, чахла, сохла, боялась подходить к свежей траве.
Переселенцы обмотали лица тряпьем, но работают, жнут и косят.
- Бога молим, ветерка бы. Только на ветру и отдохнешь!
Егор сечет точеной литовкой золотой свой хлеб.
Саврасый бродил в кустарнике за пеньками и вдруг, зазвенев боталом, побежал с обрыва, застучал копытами по гальке. С релки слышно было, как забрел он в реку, зашлепал ногами в тихой воде и счастливо заржал.
Сквозь радость, что хлеб хорошо родится, Егор видит будущие заботы. "Много горя хватишь, как придется землю менять, уходить от ветров за гору, в долину, снова чистить место, драть чащу..."
Местами ярица склонилась от непогоды.
- Но все же вызрела. Хорошо, что вызрела, не полегла, - говорит Наталья.
Она ходит тяжелая последний месяц, но работает, гнется, вяжет снопы. Трудно, голова временами кружится, но она терпит. Только когда совсем станет плохо, Наталья садится, отдыхает.
- Я сама управлюсь, - говорит Таня.
Она не то хочет заплакать, не то улыбается. Брови ее вздрагивают, а взгляд детский, робкий, наивный, словно чего-то ожидающий. У нее у самой растет живот. Таня постоит, подождет, словно прислушиваясь к чему-то, и быстро примется за работу.
- Как в Расее у нас стало, - задумчиво говорит Наталья.
Поле, березняк, рябина в ягодах - все как на родине. Веселый, родной вид радует Наталью, живит, напоминает юность, прежнюю жизнь.