Старик довольно засмеялся.
- Я объяснил им, какой пароход, из чего сделан, сказал, что не надо бояться. Я бы и сейчас мог таким делом заняться. Людям бы все рассказывал, учил бы их... Повел бы экспедицию в тайгу или на море. Силы есть!
Удога заехал к дочери, но гостил недолго.
Возвратившись в Бельго, он все еще вспоминал Невельского, как тот много работал и ничего за это не получал. Удога подумал, что и попу нечего зря корыстничать. Он твердо решил не давать ему ничего за учение сына.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Мужики артельно строили баню. Бревна носили на руках в распадок.
- Тимошка, у тебя силы нету. Такого бревна один не можешь сдержать, спотыкаешься. Ну-ка, Пахом, подхвати, подсоби! - говорил Егор.
Тимошка виновато кривился, тужился.
- Не надорвись... Лучше не хватайся один.
- Силин, почему у тебя такое прозвание? - приставал после работы Бердышов. - В шутку, что ли, дали?
- Я откуда знаю! Есть имя такое - Сила. Вот я - Силин. Бывает же Иванов! Че ты вяжешься? А ты пошто Бердышов?
- Кто-то из дедушек у меня со старинным оружием воевал, с бердышом. Вот Кузнецов, так понятно. Сказывают, на Урале железо добывают, а у него кто-то в роду ковал, кузнечил. А уж Силиных должна быть порода из себя видная.
- Эх ты, гуран! - огрызнулся Тимошка.
- Какой же я гуран? Гураны с рогами.
- Эвон почта идет, колокольцы звенят. Эх, поехал бы я по всей земле глядеть, где что есть! - вздохнул Силин.
- Доехал бы до своей деревни, откуда вышел на Амур, - с горестной усмешкой молвил Пахом.
С открытием почтового тракта опять веселей стало в Уральском. Летнее движение по реке не касалось крестьян. Лишь изредка приставали к берегу пароходы и баржи. А зимой каждый проезжий останавливался погреться или заночевать, беседовал, рассказывал новости.
Три подводы с грузом и сопровождающими солдатами поднялись на берег. Один из приезжих, скинув шубу, объявил мужикам:
- Я являюсь посланным из канцелярии окружного начальника для производства переписи живности. - У приезжего было острое веснушчатое лицо и вздернутый нос. - Извольте мне соответствовать!
- Ах, пострел!.. - пробормотал дед Кондрат. - На что ж тебе наша живность?
- Я тебе не позволю со мной так разговаривать, - строго сказал писарь и, подумав, добавил с обидой: - Про то я могу рассуждать.
Остаток дня писарь отдыхал у Бормотовых. Почта ушла.
Писарь объявил, что есть распоряжение с этого года начать взыскивать с переселенцев ссуду, выданную им для обзаведения на новых местах.
На другой день писарь ходил по домам, производя перепись коров, лошадей и свиней.