- Я слыхал, есть в одном месте золото, - заговорил Бердышов, вынимая трубку изо рта, и глаза его засверкали. - Но не знаю еще, верно ли...
Толстяк снова оглядел Ивана. Неприязнь мелькнула в его взоре. Он быстро отвел глаза, но их как магнитом тянуло к Бердышову. Толстяк словно силился вспомнить, где видел этого человека.
Подошли пассажиры с дамами. На пароходе дали второй свисток. Дрова были нехороши. Капитан обругал Федора и приказал не брать тут ничего. Толстяк вместе с другими пассажирами пошел к сходням, но вдруг обернулся.
- Ну, будьте здоровы! - кивнул он мужикам, как старым знакомым.
- И тебе не хворать! - почтительно отозвался Пахом. - Про золото желает узнать. Кто такой?
- Это Бенерцаки, грек. Банкир, миллионер, - сказал Иван. - У него прииски в Сибири и по Верхнему Амуру. Сам-то он не в Петербурге ли живет?
- Скажи ты, какой богач! А как просто разговаривает!
- Видать, будто ладный мужик!
- Вот и проникают за нами люди с капиталом! - заметил Барабанов. Он поскреб в затылке, сожалея, что дернул его черт за дрова запросить с капитана на водку прежде времени, когда обязался без всякой приплаты по контракту поставлять. - Экая собака! - со злом молвил он про капитана.
Забурлило колесо парохода. Из двух труб повалил дым, раздались удары колокола, и "Казакевич" стал отходить, гулко хлопая по воде широкими лопастями и выгоняя из-под кормы ярко-синие пенистые волны.
- Вот весело, брат ты мой, калинка! - молвил дедушка Кондрат. - У нас в Расее и пароходов нет таких!
* * *
- А старосту мы им опять не назначили, - вспомнил исправник, когда в окне каюты с отошедшего парохода стала видна релка с избами, пашнями и тайгой. - Живут как отшельники!
- Да-а... - как бы спохватился Барсуков. - Ну, ничего! Они приписаны к Тамбовской волости, а там есть старшина... Их так и прозвали - "Медвежье поселье". Пароходы здесь почти не пристают, мы редко бываем... Но теперь священник будет.
Петр Кузьмич не забыл назначить старосту - он кривил душой. Барсуков был человеком либеральных убеждений, которые скрывал от Оломова, как от полицейского, и поэтому как бы чувствовал свою зависимость от исправника, хотя был выше его по должности и по чину.
Барсукова интересовало, как будут жить мужики, если дать им полную свободу. Они порвали с прошлым, покинули свою общину и ушли на Амур. Он замечал, что в крестьянах пробуждается тут сознательное желание нести тяготы и обязанности.
Разовьются ли они, поймут ли условия современной жизни, составят ли сильное общество, или уже все вытравлено из них татарщиной и крепостным правом?