- Ты доволен, старик?
- Как будто ты вложил туда и мою душу.
- Ну, старик, при чем тут душа? Мы люди слишком конкретных действий, чтобы вспоминать о так называемой неуловимой субстанции. Самый большой твой недостаток знаешь какой?
- Интересно? Какой же?
- Ты всю свою жизнь был равнодушен к женщинам. А женщины - это величайшая реальность нашей жизни. Тут никаких абстракций и чепухистики! Тут сама жизнь, старик. А у тебя в этой области недоделки. Может, тут вина Савочки? Вполне может быть. Женщина, не являющаяся женщиной, задавила тебя своим авторитетом и так далее. Начальство - большое дело. Целая философия. Я не поддался Савочке хоть в этом - и счастлив. И щедр в своем счастье! Хочу помочь тебе. С этим неначатым делом покончили - теперь давай твое домашнее. Я Мальвину знаю, давай за нее возьмусь...
- Не нужно, - сказал Твердохлеб. - С меня достаточно. По самую завязку...
- Может быть, тебе сварганить маленький отпуск?
- Лучше дело. Настоящее и нужное.
- Старик, о чем речь? Экономика заедает нас со страшной силой и умножает преступления в количествах фантасмагорических! Гарантирую тебе дельце бриллиантово-драгоценное! Согласен?!
Уже когда Твердохлеб был у двери, Нечиталюк выбежал из-за стола, словно бы погнался за ним.
- Слушай, Федя. Мы ж с тобой давно... Ну, я тут, может, и втрое больше просидел, ты еще молодой, но... Ты там что-то о недоучках... Кого ты имел в виду?
- Запомнил все-таки?
- Специально - нет, а в голову влезло и торчит...
- Я имел в виду всех недоучек. Нас с тобой тоже.
- И меня?
- И тебя.
- Ну, старик. Знаешь, что тебя спасает?
- Например?
- То, что ты зять Ольжича-Предславского.
- Я им не родился.
- Но в свой отдел Савочка взял тебя именно потому, что ты зять. Вспомни, откуда мы тебя вытянули.
- Никто не может сказать, где человеку лучше.
Твердохлеб бесцеремонно хлопнул дверью перед носом у Нечиталюка и пошел по коридору. Куда податься? Все заняты, все утонули в делах, он тоже должен был утонуть, но вынырнул, и теперь ему нужно отоспаться, сбросить с себя наваждение, вернуться в нормальное состояние. Дважды в одну и ту же воду не ступишь. Ой нет! Проходил мимо кабинета следователя Гладкоскока. Сверстник Нечиталюка. Неужели этому поколению делали какие-то специальные прививки? Разве не выходили на экраны в первые послевоенные годы почти одни только кинокомедии, к тому же порой глупые, ничтожные, едва ли не кощунственные? Повсюду развалины, голод, нехватка, еще не высохли слезы матерей и детей по убитым, погибшим, еще пеплом войны густо присыпана земля, а тут кто-то эдаким странным образом хочет поднять настроение великому народу. А может, так и нужно? И может быть, нечиталюки и гладкоскоки, эти дети войны, именно в те годы нахватались этой показной бодрости, да так и не сбросили ее с себя? Гладкоскок был у них в отделе катализатором хорошего настроения. Что бы ему ни говорили, всегда отвечал смехом - раскатистым, звонким, беспричинным. И к своим хиханькам-хаханькам каждый раз цеплял совершенно неожиданные и потому особенно глупые слова. Выходило у него приблизительно такое: "ха-ха-бар", "хо-хо-дуля", "хе-хе-рувимчик", "хи-хи-романт", "хи-хи-труха", "ху-ху-дячок". Возможно, калечить слова все же не так страшно, как калечить жизнь?