Оторопевший от неожиданного нападения, наш добродушный старшина что-то невнятно бормочет, чаще обычного повторяя любимое "едят его мухи".
Выйдя из-за стола, подхожу к растерянному Охрименко. Положив руку на его плечо, ободряюще говорю:
- Успокойтесь, Николай Федорович, доложите вразумительно, что произошло.
Охрименко распрямляет могучие плечи и с обидою в голосе рапортует:
- Товарищ лейтенант, извиняйте, но хлопцы задержали вот их. - Старшина кивнул в сторону капитана. - Они, едят их мухи, ходили по деревне и собирали у ребят письма. Нам такой "почтальон" показался подозрительным. Раз они, - старшина снова кивает на капитана, - оказались в нашем расположении, я попросил показать документы. Они отказались и обозвали меня дураком. Обидно, товарищ лейтенант: мы действовали по приказу...
- Прекратите балаган, лейтенант, - язвительно перебил задержанный. Ваши шерлоки холмсы явно перестарались. Но, учитывая тревожную обстановку, я прощаю их. А вам советую принять меры, чтобы подобные глупости не повторялись.
Тон задержанного, его манера говорить действовали мне на нер вы. А главное, этот самозваный "почтальон" казался подозрительным. Подойдя к нему, по всей форме представляюсь и прошу предъявить документы. Высокомерно поглядывая на меня, капитан неторопливо достает из кармана шерстяной гимнастерки непромокаемый футляр, вытаскивает из него какой-то документ и с презрительной усмешкой протягивает мне.
- Ваши подчиненные, лейтенант, переусердствовали. Я хотел помочь им отправить письма родным, поскольку сейчас выезжаю в Вязьму. А ваши солдаты вместо благодарности арестовали меня. Это глупо, лейтенант.
- Надеюсь, товарищ капитан, бойцы не грубили вам?
- Нет, - капитан снисходительно махнул рукой, - они просто перестарались, я прощаю их.
- Вот и хорошо, - заключил я. - Проверим сейчас ваши документы и на этом закончим формальности.
Глаза капитана сузились от злости, но он продолжает со снисходительной усмешкой поглядывать на меня. Раскрыв протянуты!! мне документ, убеждаюсь, что это почти новенький партбилет, выданный на имя Конькова Ивана Васильевича. Меня удивило, что капитан предъявил не удостоверение личности, а партбилет, но он объяснил, что сдал удостоверение в штаб для замены, так как при переправе через Днепр оно было испорчено. Внимательно разглядываю партбилет: все в порядке. Однако фотография настораживает. Партбилет был выдан в 1935 году, а на фотографии капитан выглядел таким, каким я видел его перед собой, даже гимнастерка была такой же. Перехватив настороженный взгляд Воронова, вежливо извиняюсь за задержку и, сославшись на приказ, прошу капитана следовать за мной в штаб. Смутное подозрение не покидает меня, но почему-то стесняюсь проявить открытое недоверие к старшему по званию. Поэтому самонадеянно махнул рукой Охрименко: оставайтесь, мол, один пойду. И эта самонадеянность чуть не стоила мне жизни.