- Старший лейтенант Панченко, командую третьим взводом и, как старший по званию, временно исполняю обязанности командира роты. - Облегченно вздохнув, добавил: - Принимайте, пожалуйста, роту: не по Сеньке шапка, у меня и со взводом хлопот полный рот. Я по профессии преподаватель русского языка и литературы, привык дело иметь с детьми, а не с великовозрастными шалунами. Вот только что красноармейцы такое учудили! Вытащили из сарая хозяйскую свинью, приклеили ей длинную челку из выкрашенной в черный цвет пакли, нарисовали углем усики, на лбу свастику и в таком виде затащили бедную хавронью на импровизированную трибуну. Вся рота расселась перед трибуной, а красноармеец Кочерыгин стал дергать свинью за хвост. Она, естественно, возмущенно захрюкала, потом завизжала, а зрители, слушая ехидные комментарии красноармейца Елкина, неистово хохочут и бурно аплодируют. Уж очень живо хавронья напомнила им полученную вчера карикатуру на Гитлера. Хозяйка, услыхав отчаянный визг свиньи, выбежала из дома и такой крик подняла! Обиделась, что ее животину уподобили извергу Гитлеру. Еле упросил ее не ходить в штаб с жалобой. Долго растолковывал ей, какую важную пропагандистскую роль сыграла ее хавронья.
Папченко приглашает меня в дом. Входим. Высокая, широкая в кости старуха, одетая в черную кофту и юбку с многочисленными складками, растапливает огромную печь. На мое вежливое "здравствуйте, хозяйка" она не отвечает и молча продолжает возню у печки.
- Все еще сердится, - шепчет Панченко и показывает на дверь, ведущую во вторую половину дома: - Проходите, там мы и размещаемся.
Входим в чистую, светлую комнату, в углу которой стоит высокая кровать с целой горой пуховых подушек. Пол застлан домоткаными половиками, у окна стол, покрытый вышитой скатертью.
- Вот здесь, - говорит Папченко, кивая на пол у противоположной стены, - спим мы, командиры. Если возражаете, мы разойдемся по взводам.
Сказав, что вместе веселец, прошу показать список личного состава роты. Папченко вытаскивает из полевой сумки блокнот и, раскрыв, подает мне. Присев у стола, изучаю список, который давал полное представление о возрасте бойцов и командиров, их военной специальности, о наличии у них боевого опыта. Отныне под моим командованием будет свыше ста двадцати пяти бойцов и командиров, что в два с половиной раза больше, чем мне довелось командовать в первые недели войны. Следовательно, и ответственность возрастет. Сто двадцать пять бойцов и командиров - сила немалая, и если мои новые товарищи по оружию окажутся столь же хорошо подготовленными, как минометчики, то мы еще покажем фашистам, где раки зимуют.