Возраст бойцов и командиров колебался от 20 до 30 лет. Самым "пожилым" был Папченко, которому исполнилось 34 года. Остальные командиры взводов оказались моими ровесниками. Политруком роты числился Стольников, с которым мне еще не довелось встретиться.
На вопрос об экипировке роты Папченко ответил без энтузиазма. Не хватало даже винтовок, а из автоматического оружия пока всего один ручной пулемет; не было ни саперных лопат, ни противогазов, ни ротных минометов все это надо добывать, а времени в обрез: в любую минуту могут поднять по тревоге.
Не медля ни минуты, спешу со списком недостающего оружия и снаряжения к комбату. Тот встречает меня в тесном окружении командиров. Из весьма оживленных переговоров понял, что все командиры пришли с аналогичными просьбами. Во всех ротах ощущается нехватка самого необходимого для боя. Комбат сообщает, что подал рапорт в штаб о недостающем вооружении и плохой экипировке батальона. Остается ждать решения полковника Бурча.
Подходя к дому, в котором обосновались командиры, я увидел красноармейцев, выстроившихся в две шеренги.
Заметив меня, Папченко надрывно кричит:
- Пожалуйста, равня-а-йсь! Смир-р-но! - и степенно, медленно, по-гусиному, не сгибая ног, приближается ко мне: - Товарищ командир роты! Первая стрелковая рота построена в составе ста восемнадцати бойцов и командиров, остальные в наряде и больные. Докладывает старший лейтенант Папченко.
Командую:
- Вольно!
Папченко повторяет и снова добавляет "пожалуйста".
Обходя взводные шеренги, внимательно всматриваюсь в лица бойцов, вместе с которыми, может быть, через несколько часов предстоит идти в бой.
Смотрю на них и думаю: "Все они уже опалены порохом войны.-Не внесло ли отступление смятения в их души?" Встречаюсь с прямыми, твердыми взглядами, в глазах не замечаю ни страха, ни подавленности и успокаиваюсь.
- Ваша фамилия, товарищ? - спрашиваю у синеглазого красноармейца, на лице которого застыла задорная усмешка.
- Красноармеец Сечкин! - вытягиваясь, звонко чеканит боец.
- В боях участвовали?
- Так точно! - И, смутившись, добавил: - В основном... отступал.
- Ничего, - успокоил я, с удовольствием оглядывая бойца, стройная фигура которого выделялась свежевыстиранным обмундированием и чистыми, блестевшими от дегтя сапогами, - за битого двух небитых дают. Научимся и мы наступать.
Нахмурившись, красноармеец тихо, словно делясь сокровенной тайной, выдохнул:
- Я верю в это, товарищ командир.
Вид нескольких бойцов вызывает раздражение. Сквозь порванное обмундирование сереет грязное нижнее белье, сапоги в засохшей грязи. А выражение лиц! На одном - безысходная тоска, на другом - застывший испуг. Эти люди не оправились еще от пережитого в боях потрясения.