Этот случай, оставивший неприятный осадок в моей душе, облегчил мне впоследствии понимание одного из главнейших истоков гнусного предательства власовцев.
С наступлением темноты нас посадили в вагоны. Поезд, набирая скорость, двинулся не на запад, как мы предполагали, а на север. Прилуки, Бахмач, Конотоп - названия мелькали одно за другим. Задерживались на станциях только для пополнения запасов воды и угля. Лишь однажды эшелон простоял на глухом полустанке два дня и ночь.
В пути мы быстро обжили теплушки, следили за чистотой, на остановках спешили к платформе, где разместились полевые кухни и где три раза в день мы получали горячую пищу. Все свободное время учились. Мы добивались, чтобы каждый боец мог заменить товарища в боевом расчете. Только при таком условии можно было надеяться, что миномет не умолкнет, если останется живым хоть один человек. Удалось ли нам этого достичь - покажет бой.
В начале пути нам везло: эшелон ни разу не бомбили, хотя попадались разбитые вагоны и даже паровозы. Поэтому к налету фашистской авиации готовились тщательно. Был установлен четкий порядок оставления вагонов и рассредоточения взводов на случай разрушения пути. Тренировались в ведении залпового огня из винтовок по снижающимся самолетам. Специальных зенитных установок в батальоне не было, но капитан Тонконоженко перед погрузкой в вагоны раздобыл где-то четыре тележные оси. Установил их на платформы. Закрепил на них обычные станковые пулеметы, снабженные зенитными прицелами. И вот четыре самодельные зенитные пулеметные установки постоянно были нацелены в небо. Около них круглосуточно дежурили наиболее подготовленные пулеметчики. "Защитят ли они эшелон от самолетов?" Эта мысль волновала, я думаю, не одного меня.
Рев авиационных моторов привлек внимание всех обитателей теплушки. Минометчики сгрудились возле дверного проема. В открытую дверь теплушки видно, как одна за другой с нарастающим воем мчатся навстречу эшелону машины со свастикой на крыльях. Сквозь этот вой слышится прерывистое татаканье - то ведут огонь бойцы, дежурившие у станковых пулеметов.
"Молодцы! - с восхищением думаю я. - Ведь ни один из них не был еще под вражеским огнем, а не дрогнули!"
Поезд то ускоряет бег, то почти останавливается - маневрирует машинист, уже не раз попадавший под бомбежку. Справа и слева от железнодорожного полотна взрываются бомбы. Осколки насквозь пронизывают тонкие стены теплушки. Вдруг один из бойцов, стоявших у двери, молча валится на пол: осколок снес ему верхнюю часть черепа вместе с пилоткой. Я на мгновение растерялся, потом, осознав опасность, во весь голос кричу: