После полудня 18 марта на восточную окраину Нойштадта, где оборону держал 1-й танковый батальон, стали выходить набольшие разрозненные группы противника, которые легко рассеивались огнем наших пулеметов и автоматов. В ночь на 19 марта пытались проложить себе дорогу на запад уже более крупные отряды, и отражать их становилось труднее. Мы предполагали, что утром начнется настоящий штурм города, но, к счастью, именно к этому времени с востока к нам подошли части 7-го гвардейского механизированного корпуса, и тем самым северная и южная ударные группировки 1-го Украинского фронта завершили окружение оппельнской группировки противника.
18 марта к нам поступила радостная весть о том, что приказом Верховного Главнокомандующего 4-я танковая армия преобразована в 4-ю гвардейскую танковую армию. Это сообщение личный состав воспринял с большим воодушевлением, оно словно прибавило сил.
Окруженные немецко-фашистские соединения и части предпринимали отчаянные попытки вырваться из котла. Командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев приказал: "Выходящие группы противника уничтожать, пленить...не выпускать врага из окружения". В выполнение этого приказа значительный вклад внес 10-й гвардейский танковый корпус. В своих воспоминаниях маршал И. С. Конев писал: "Гитлеровцы предприняли мощный контрудар с внешней стороны окружения силами только что появившейся здесь танковой дивизии "Герман Геринг". Однако наш 10-й гвардейский танковый корпус под командованием генерала Е. Е. Белова держался стойко и отбил этот натиск"{6}.
Как и другие части корпуса, наша бригада с 19 до 22 марта вела ожесточенные изнурительные бои с частями противника, стремившегося любой ценой вырваться из окружения. Сложность этих боев заключалась в том, что бригада занимала оборону на широком фронте с неизбежными интервалами между удерживаемыми районами. Отдельные группы, противника просачивались через них. К чему это приводило, можно показать на следующем примере.
Ранним утром 20 марта я находился в 3-м танковом батальоне. Комбат гвардии капитан Марков обратился с просьбой прислать боеприпасы, которые у него кончались. По возвращении на командный пункт бригады я приказал начальнику боепитания немедленно самому отвезти машину с боеприпасами в батальон Маркова. Через некоторое время он вернулся и доложил, что из-за сильного обстрела проехать к Маркову не смог. У меня закралось подозрение, что начальник боепитания струсил, ведь только перед этим я возвращался от Маркова вместе с ординарцем Лобачевым. Мы спокойно проехали по этой же дороге. Приказал выезжать снова в сопровождении танка. Вскоре начальник боепитания опять вернулся и доложил, что танк немцы сожгли и невозможно пробиться с машиной к Маркову. Это не на шутку встревожило меня, ведь у Маркова уже почти нечем было отбиваться от атакующих фашистов.