- Медок ото всего излечивает, батюшка, - ворковала старуха. - Ибо мед есть сок с розы небесной, который божий пчелки собирают во время доброе с цветов благоуханных. И оттого имеет в себе силу велику.
- Полно врать, старуха, - в полудреме проворчал Мамон.
- Грешно так сказывать, милостивец. Мед всяким ранам смрадным пособляет, очам затемнение отдаляет, воду мочевою порушает, живот обмягчает, кашлючим помогает, ядовитое укушение уздравляет, - напевно, словно молитву, промолвила Матрена.
В сенях, послышались торопливые шаги. В избу ввалился десятник в грязных сырых сапогах.
- Заприметили мужика, Мамон Ерофеич. На речушке рыбу вентером13 ловил. Мы за ним, а он к болоту кинулся и в камыши.
- Так словили?
Десятник кашлянул в пегую бороду, замялся возле двери.
- А он тово, Мамон Ерофеич... Сбег, одним словом. Все болото облазили...
- У-у, раззява! Тебе не дружину водить, а у кобылы под хвостом чистить! - возбранился Мамон, поднимаясь с лавки. - Веди на болото. Сам мужика ловить буду.
Пятидесятник накинул на себя кафтан, пристегнул саблю, сунул за рудо-желтый кушак пистоль и вышел из избы.
- Пронеси беду, святой угодник Николай. Ужель из ватаги Федьки кого заприметили, - забеспокоился Матвей.
Вскоре на заимку заявились новые гости. Бортник сидел в это время на крыльце и чинил дымарь. Выбежав из подворотни, громыхая ржавой цепью, свирепо залаяла собака. Старик поднял голову и обмер: перед ним стоял сам князь - высокий, плечистый, с пронзительно жгучими глазами.
- Худо князя встречаешь, старик, - строго произнес Телятевский.
Бортник отложил дымарь, поднялся, прикрикнул на ощетинившуюся собаку и низко поклонился господину.
- Прости старика, князь. Глаза не дюже зрячие, не приметил, проговорил Матвей и тотчас подумал: "И чем это только моя заимка всех приворожила? Ох, не видать мне добра".
- Прослышал я, что возле твоего пчельника глухариный бор водится.
- Доподлинно так, батюшка князь. Токмо глухари раньше токуют. Припоздали малость. В эту пору мошники редко поют.
- Но все же поют, старик. Собирайся на потеху глухариную, а я покуда взгляну на твои хоромы.
- На мошника еще рано идти. Глухаря перед зорькой бьют, отец родной.
- Так ли старик, говорит, Тимошка?
- Матвей правду сказывает. Мошник - птица особливая, батюшка князь, подняв палец над головой, деловито заверил Тимоха.
- Сам о том ведаю, - нахмурился Телятевский и шагнул было в избу, но вдруг заметил целый табун лошадей за черной приземистой баней, привязанных поводьями к деревьям.
- Чьи это кони, старик?
- Твоей дружины, князь. Мамон Ерофеич на заимке остановился. Должно беглых мужиков высматривает. С утра в лес ушли, а коней здесь оставили.