Скоморохи кидали сырую одежду на лавки, весело гомонили, обрадовавшись теплу.
- Покормил бы, хозяин, - сказал вожак.
- С каких шишей, милочки? Сам на квасе.
- Поищи, хозяин. Нам много не надо. Хлеба да капустки - и на том спасибо.
- Бесхлебица ныне. Голодую.
Вожак повернулся к ватаге.
- Слышали, веселые? Оскудел хозяин. Ни винца, ни хлеба. Не помочь ли, сирому?
- Помочь, помочь, Сергуня!
- А ну глянем, веселые. Ломись в подвалы!
К Евстигнею подскочил Гаврила, пистоль выхватил. Но Евстигней дернул его за рукав, поспешно закричал:
- Стойте, стойте, милочки!.. Пошто разбоем? Чай, не басурмане какие, так и быть поднесу. Найду малу толику.
- Вот это по-нашему. Неси, хозяин!
Ватага уселась за столы, а Евстигней поманил Гаврилу.
- Помогай, милок.
- А Варька? Подымусь, кликну.
- Не, пущай носа не кажет. Ох, разорят меня, нечестивцы. Эку ораву накормить надо.
Вздохнул скорбно, однако и снеди принес, и медку бражного поставил.
"Хоть бы так обошлось. Народ лихой. В соседней вотчине, чу, боярские хоромы порушили, животы пограбили, а боярина дегтем вымазали - да в кучу назема. Уж не те ли самые? Упаси, господь!"
Слушал, поддакивал, ходил со смирением. Раза два поднимался наверх, ступал к горнице, ловил ухом богатырский храп.
"Крепок на сон Федотка. Изрядно винца-то хлебнул, вот и сшибло".
Веселые начали укладываться на ночлег; валились на пол, заполонив подклет. Вожака Евстигней позвал наверх.
- В горнице-то повадней будет, милок. Тут, правда, у меня мужичок проезжий. Вишь, как разливает. Поди, не помешает?
- Мужик-то? Чудишь, хозяин. Наш Филипп ко всему привык, - Сергуня широко зевнул и повалился на лавку, Сыто, размеренно молвил: - Толкни на зорьке.
Евстигней вышел из горницы и столкнулся в дверях с Федоткиными мужиками.
- А нам куды? В подклете ступить негде, - сказал Изоська.
Евстигней малость подумал и ткнул перстом себе под ноги.
- Вот тут и заночуем. И я с вами. Щас овчину брошу. Ладно ли?
Мужики согласно мотнули бородами: и Федотка рядом, и хозяин с ними.
Евстигней поднялся, когда загуляла заря и робкий свет пробил сумрак сеней. На дворе горланили петухи.
"Пора вожака подымать, неча дрыхнуть".
Сергуня вставал тяжко, зевал, тряс головой.
- Чару бы, хозяин.
- Налью, милок, налью.
Опохмелившись, Сергунй спустился в подклет, принялся расталкивать ватагу.
- Вставай, веселые. В путь!
Снялись быстро, знать, и впрямь торопились.
- Прощевай, хозяин. Добрые мы седни, порухи чинить не будем. Не поминай лихом, - молвил на прощание Сергуня.
- С богом, с богом, милочки.
Когда вымелись со двора, спросил Гаврилу: