- Мыслишь, сын боярский? - усмехнулся Иванка.
- А разве нет? Одежа на тебе была господская, вот и подумал.
- Сохарь я, сын крестьянский. А кличут Иванкой.
- Вот и ладно, - повеселел Васюта. - Теперь и вовсе нам будет повадней, - однако ивняк оставил у себя. - Квелый ты еще, лежи. Лихоманку разом не выгонишь.
Дождь утихал, а вскоре иссяк, и лишь один ветер все еще гулял по темным вершинам.
Васюта споро плел лапти и чуть слышно напевал. Иванка прислушался, но протяжные, грустные слова песни вязли в шуме костра.
- О чем ты?
- О чем? - глаза Васюты стали задумчивыми. - Мать, бывало, пела. Сестрицу ее ордынцы в полон свели. Послушай.
Васюта пел, а Иванке вдруг вспомнилась Василиса: добрая, ласковая, синеокая. Где она, что с ней, спрятал ли ее бортник Матвей?
Василиса!.. Родная, желанная. Вот в таком же летнем сосновом бору она когда-то голубила его, крепко целовала, жарко шептала: "Иванушка, милый... Как я ждала тебя".
"Теперь будем вместе, Василиса. Завтра заберу тебя в село. Свадьбу сыграем".
Ликовал, полнился счастьем, благодарил судьбу, подарившую ему суженую. В Богородское возвращался веселый и радостный. А в селе поджидала беда...
Васюта кончил петь, помолчал, посмотрел на небо.
- Звезды проглянулись, погодью конец. Утро с солнцем будет, благодать, - молвил он бодро, стягивая задник лаптя.
- Как к Багрею угодил? На татя ты не схож.
- Э-э, тут долгий сказ. Знать, так богу было угодно. Но коль пытаешь, поведаю. Чего мне тебя таиться? Чую, нам с тобой, Иванка, одно сопутье торить. А ты лежи, глядишь, и соснешь под мою бывальщину...
Мужики на челнах раскидывали невод, а парни на берегу озоровали: кидали свайку, боролись. Но тут послышался зычный возглас:
- Невод тяни-и-и!
Парни кинулись к озеру, ухватились за аркан. Когда вынимали рыбу из мотни, на берегу появился церковный звонарь. Он подошел к Васюте.
- Старцы кличут.
- Пошто?
- О том не ведаю. Идем, парень.
Старцы дожидались в избе тиуна; сидели на лавках - дряхлые, согбенные, белоголовые. Васюта поясно поклонился.
- Звали, отцы?
Один из старцев, самый древний, с белой, как снег, бородой, опершись на посох, молвил:
- Духовный отец наш Паисий помре, осиротил Угожи, ушел ко господу. Неможно приходу без попа. Кому ныне о душе скорбящей поведать, кому справлять в храме требы?
- Неможно, Арефий. Скорбим! - дружно воскликнули старцы.
Арефий поднялся с лавки, ткнул перед собой посохом, ступил на шаг к Васюте.
- Тебя, чадо, просим. Возлюби мир, стань отцом духовным.
Васюта опешил, попятился к двери.
- Да вы что?! Какой из меня пастырь?.. Не, я к озеру. Мне невод тянуть.