- Сюды, бывает, Михейка с дочкой наезжает. По грибы али по малину. Вот и ноне жду... Скидай обувку, ребята.
Глянул на Иванкины лапти, покачал головой.
- Плохи лаптишки у тебя, паря. Куды в эких по Руси бегать?
- Ничего, как-нибудь разживусь, - улыбнулся Болотников.
- Долго ждать, паря. На-ко вот прикинь мои.
Мужик скинул с себя чуни, хлопнул подошвами и протянул Иванке.
- А сам без лаптей будешь?
- Э-ва, парень, - по-доброму рассмеялся Сидорка. - Деревня лаптями царя богаче. Бери знай!
- Ну спасибо тебе, друже. Даст бог, свидимся, - обнял за плечи мужика Болотников.
ГЛАВА 9
ПРОРОЧИЦА ФЕДОРА
По селу брела густая толпа баб с длинными распущенными волосами. Шли с молитвами, заунывными песнями, с иконами святой Параскевы. Заходили в каждую избу - суровые, с каменными лицами; зорко, дотошно обшаривали дворы, амбары, подклеты.
Из избенки Карпушки Веденеева выволокли на улицу хозяйку. Загомонили, засучили руками, уронили женку в лопухи, изодрали сарафан. Карпушка было заступился, кинулся на баб, но те и его повалили: плюгав мужичок.
- Не встревай, нечестивец! - грозно сверкнула черными очами бабья водильщица - статная, грудастая, с плеткой в руке. - Женка у тебя презорница. Покарает ее господь.
На дороге столпились мужики, крестили лбы, не вмешивались. Карпушка едва отбился от баб и понуро сел у избенки. Ведал: никто за женку не заступится, быть ей битой.
Каждые пять-десять лет по пятницам, в день смерти Христа-Спасителя, приходили в село божьи пророки. Рекли у храма, что является им святая Параскева-пятница42 и велит православным заказывать кануны. Они же рьяно следили, чтобы бабы на деревне в этот священный день не пряли и никакой иной работы не делали, а шли бы в храм, молились да слушали на заутрене и вечерне церковные песни в похвалу святой Пятницы. Ослушниц ждала расправа.
Гаврила сидел на телеге, чинил хомут. Был навеселе: тайком хватил два ковша бражки в подклете Евстигнея. Глянул на дорогу и обалдело вытаращил глаза. Хомут вывалился из рук.
- Гы-ы-ы... Евстигней Саввич! Гы-ы-ы...
Евстигней вышел на двор, хмуро молвил:
- Что ржешь, дурень?.. Поспел уже, с утра набулдыкался. Прогоню я тебя, ей богу!
Гаврила, не внимая словам Евстигнея, продолжал хихикать, тряс бородой.
- Мотри-ка, Саввич. Гы-ы-ы..
Евстигней посмотрел на дорогу, перекрестился, будто отгонял видение, опять глянул и забормотал очумело:
- Срамницы... Эк, власы распустили.
- У первой, с иконкой-то, телеса добры, хе-хе... Ух, язви ее под корень!
Евстигней вприщур уставился на бабу, рослую, пышногрудую, с темными длинными волосами, и в памяти его вдруг всплыла Стенанида. Дюжая была девка, в любви горяча.