– Что?
– Схаваем. – И потомственный дворянин, один из предков которого во времена правления Иоанна Грозного ведал его личным архивом, руководил составлением Государева Родословца и Разрядной книги, а затем был воеводой в Ливонии, Александр Васильевич Адашев-Гурский по-блатному раскинул пальцы веером.
– Ну… – Волков подинькал крышкой зажигалки. – Есть, в общем-то, логика в логовницах. А как конкретно?
– Да вот же, Петя, – Александр указал рукой на телевизор. – Уверен я, что от этой порнухи Невельским воняет. Это же ниточка. Потянем за нее, потянем и посмотрим. Да мы его просто посадим. Да еще по такой статье… Ты пару эпизодов смог бы обратно перекатать на такую, знаешь, маленькую, которая в камеру вставляется?
– Почему нет…
– А камеру достать такую?.. я в этом ничего не понимаю, ну, чтобы вот тут открывалось – и как будто телевизор маленький?
– Сони. Гандикап.
– Вот. Придется нам этого мальчишку с тобой колоть.
– А чего это ему перед тобой колоться?
– Не передо мной, а перед тобой. Я детям врать не могу.
– Почему?
– Стыдно. Переживаю потом. Да и у меня все равно не получится. А ты – профессионал. Он на кассете что делает?
– Ну… Бабу уестествляет.
– А вот мне почему-то кажется, что он ее насилует. С особым цинизмом-
– Ну знаешь, так он и купился. Они сейчас уже лет в двенадцать такие ушлые. Тем более которые улицы хлебнули.
– Посмотрим.
– Ладно, – Петр встал с кресла, – давай я тебе белье дам. Завтра поезжу, послушаю, что в городе говорят. И про «контрабас», и про детскую порнуху.
– А который час?
– Да два часа ночи.
– Господи… А ты заметил, что в белые ночи время исчезает? Не ощущение времени, а само время?
– Так оно же все равно в каждой ситуации свое собственное.
– Так-то так, но обычно все ситуации между собой соотносятся, а в эту пору – они как-то по отдельности. У всех событий какая-то своя собственная логика. Как у пьяного.
– Пьяный лишен логики. Она ему чужда.
– Не скажи, не скажи,– Гурский стелил себе на диване. – А где ты сейчас трудишься? Тачка бандитская, трубка, «Абсолют»…
– Да есть тут… охрана, сопровождение и прочая, прочая.
– А ты – кем?
– Ну… есть надо мной, есть подо мной.
– А где больше?
– Подо мной. Но все это суета и томление духа.
– И много платят?
– Да это все казенное. Тачка, трубка. А так – жалованье. Хватает, если водки много не жрать.
– И кто платит? В ака-анцовке?
– Да… Я же тебе говорю, раньше все просто было: здесь – криминал, ворье, убивцы, здесь – я, а тут – рабоче-крестьянская власть. А теперь… Они, по– моему, и сами перестали понимать, настолько все перемешалось и срослось, агентура там и все прочее. Главное, что все делают одно большое и очень важное дело – бабки. В ака-анцовке.