С 11 рисунками
книгоиздательство «Сеятель»
Ленинград 1927
– Саша, – Андрей Иваныч постучал согнутым пальцем по раскрытой книжке, – эта вещь посильнее «Фауста» Гете будет. Я лично, читая, рыдал. Ну, просто рыдал, как дитя. Разве что не в крик.
– Спасибо, Андрюша. Я совершенно искренне тронут. Только вот… зачем мне трос? У меня и автомобиля-то нет.
– А это не ва-а-а-жно… Вон какая веревка, видал? Обязательно пригодится. Никогда ничего не знаешь заранее. Коснись чего – а у тебя хорошей веревки в доме нету. Разве это дело?
– Ну спасибо.
– А носки Мила сама вязала, и варенье – домашнее, не сомневайся.
– Спасибо, тронут. Правда. А ты надолго?
– Да нет. День-два. Мне тут нужно… короче, тебе это неинтересно. Да я уже почти все и сделал.
– А ты когда приехал? – Гурский взял штопор, банку с вареньем и направился на кухню. – Голодный?
– Утром я приехал, – Андрей пошел вслед за ним. – Тебе позвонил, не застал, посылку на вокзале оставил, в камере хранения, и делами занялся. Потом гулял. Да! Презабавнейшую сцену довелось мне наблюдать. Прогуливаюсь я возле Спаса на Крови, из термоса понемножку отхлебываю, а там, чуть в сторонке, стоит автобус, громадный такой, и из него япошки выходят, туристы. Все с головы до ног фотоаппаратами да камерами всякими обвешанные. Ну вот… и останавливается вдруг рядышком микроавтобус. Опускается у него спереди, ну, у переднего сиденья, справа от водителя, стекло на окне и высовывается оттуда, натурально по пояс, актер этот… который в телепередаче «Городок» выступает. Там еще один длинный такой, с усами, а это другой… как его?
– Стоянов.
– Да! Вот! Стоянов, именно. Высовывается из окна артист Стоянов в гриме Владимира Ильича. И громко так говорит: – Господа японцы, минуточку внимания!
– Те башки свои нерусские повернули и на него пялятся.
– Гутен морген! – он им говорит. – Май нейм из Ленин! Узнаете? – а сам пальцем себя в грудь тычет и улыбается. Они в ответ кивают, тоже улыбаются и объективы свои на него наводят.
– А теперь внимание! Этеншен! Готовы? А ю реди?
– Ее! Ее! – японцы ему. – Реди! О'кей!
– Ага. Вери гут. – Он неспешно засучивает правый рукав, сгибает руку в локте и другой рукой – опа!
– Во вам Курилы! – И укатил. Я радовался чуть не в крик.
– Да, – кивнул Гурский, – у нас это бывает. Так ты голодный?
Зазвонил телефон. Гурский прошел в комнату и снял трубку.
– Алло.
– Сашка? – услышал он голос Волкова.
– Нет, извините, пожалуйста, это воры. А хозяина дома нету. Ему что-нибудь передать? Вы говорите, не стесняйтесь, мы ему записку оставим.
– Умничаешь все… Слушай, приезжай сюда, а?