- Хорошо, не хотите говорить, где были, не надо. Вот вам бумага, составьте подробный список всех ваших друзей.
- Этого я делать не буду, - сказал я.
- Это еще почему же? - спросил Васильев.
- Зачем же мне подводить своих друзей, - простодушно сказал я. - Чтобы разузнать обо мне, вы начнете таскать их в милицию и и лучшем случае доставите им несколько неприятных минут.
- Что вы пытаетесь представить милицию как какое-то страшное место, демагогически сказал Васильев, - мы, наоборот, стоим на защите советских людей.
- Правильно делаете, - ответил я, после чего разговор принял новое направление. Со словами: "Хорошо, не хотите писать, не надо", - произнося их с яростными паузами, Васильев спрятал пустой лист бумаги почему-то в сейф и заговорил, видимо по заранее составленному плану, о том, где я работаю и на какие средства живу. Я сказал, что из-за тяжелой болезни отца и болезни своей тетки, у которой три месяца назад умер муж и которая осталась одна, я не могу работать где-нибудь в штате и подрабатываю случайными заработками: работаю временно корректором, натурщиком, беру на дом технические переводы.
- Сколько же вы этим зарабатываете? - спросил Васильев.
- Примерно тридцать рублей в месяц, - сказал я, - отец получает шестьдесят с лишним рублей пенсии, и нам этого вполне хватает.
Тут Васильев стал доказывать, что тридцати рублей в месяц хватить на жизнь не может, вот ему, Васильеву, не хватает ста пятидесяти рублей. Я сказал, что у меня дома нет зато телевизора.
- У меня старый телевизор! - вскричал Васильев. - Мне вот даже на обед в столовой денег и то не хватает.
- Да нет, прожить можно, если только в семье жить, то и тридцатки хватит, - вдруг вмешал-ся ипподромный конюх. Он и раньше пытался вступить в наш с Васильевым разговор, но в поддержку Васильева, желая, вероятно, тем самым выставить себя с выгодной стороны перед своим следователем, но в таком житейском вопросе вдруг стал на мою сторону.
- Ты, папаша, помалкивай и в чужой разговор не встревай, - сурово сказал ему "опер", и старик замолчал, а Васильев продолжал доказывать, что прожить на тридцать рублей нельзя и что я, видимо, имею еще какие-то другие источники дохода. Я не догадался уличить его тогда в том, что он, в сущности, занимается антисоветской пропагандой, поскольку тридцать рублей это официально установленный советской властью прожиточный минимум в городах, и хочешь не хочешь, мы все должны уметь прожить на тридцать рублей. Вместо этого "идеологического" возражения, я сказал, что могу ему точно подсчитать свои расходы. Разозленный Васильев заметил, что, как он видит, я "шибко грамотный".