- Слушай, Чарли...
- Ну?
- Ведь ты же трахал Сюзи, правда?
Сюзи, прелестная блондинка. Она бросилась ко мне в постель еще тем самым вечером, когда я впервые вернулся в Бордо и отыскал толстяка Кристиана. Рассказываю все Пейрусу.
Тот открывает пиво и вздыхает.
- В принципе, мне на это наплевать. Все равно же ушла, так что...
Бедняга. Как только начинает о ней говорить, его охватывает печаль.
- Ты все еще любишь ее?
- Да.
- А придется забыть, старик.
Он смеется и трясет головой. Я не отстаю:
- Ну почему ты хочешь портить себе жизнь ради одной-единственной пизды? Ведь других вокруг сколько угодно. Вот увидишь, в Европе я познакомлю тебя с наилучшими машинами мира...
- Чарли, тут же дело не только в этом... Тут кое-что большее...
Отказываюсь от намерения объяснить ему собственную точку зрения на эти вещи. Нет никого более ослепленного, чем влюбленный тип. Раз уж он остается со мной, надеюсь, что при случае разъясню ему парочку основных истин.
Ящик с пивом во время нашего дружеской беседы постепенно пустеет. Посреди ночи мы въезжаем в Сегу. Веду Пейруса в огромное белое здание, стоящее над самой рекой.
- Это мой дом.
В этом небольшом городке я устроил свою штаб-квартиру.
Нажимаю на клаксон, и через минуту Ахмед, мой слуга, распахивает ворота. Въезд грузовиков в сад будит спящих то тут, то там людей. Вскоре нас окружает целая толпа.
- Лабес, шеф Чарли?
- Лабес, лабес.
Я придерживаюсь принципа открытых дверей. Старики, дети, инвалиды живут здесь постоянно, под опекой Ахмеда, которому оставляю необходимые средства.
Вскоре я уже засыпаю на громадной круглой кровати, которая, вместе с стерео-комплексом, составляет единственный предмет мебели моей продуваемой сквознячком комнаты на первом этаже.
***
Утром я чувствую себя значительно лучше. Из моих окон я вижу Африку с открыток. Пироги плывут по Нигеру, на красноватых берегах которого клубится плотная, цветастая толпа. Каждый здесь вопит, покупает, продает. Женщины с обнаженными грудями стирают в грязной воде цветные ткани.
В Африке я всегда поднимаюсь очень рано. Два первых утренних часа самые приятные. Чаще всего, я провожу их с Ахмедом, который готовит мне первый завтрак. Ахмед - это пожилой, весь сморщенный тамачек, возраст которого невозможно определить. Он сопровождал меня еще в первых конвоях, а теперь слишком постарел и занимается домом.
Сидя на корточках у пышущих жаром углей, на которых жарятся куски баранины, он расспрашивает меня про путешествие.
- А Кара, мой двоюродный брат, с ним все хорошо?
- Очень хорошо, Ахмед. Он все еще со мной.