Борис Мински и Гомер Барлоу. Мне было приятно слышать эти имена. Я не одинок, вот первое, что пришло мне в голову. Не одинок!
Телефонный разговор придал мне силы, я решил бороться и действительно боролся весьма успешно. Мой экземпляр всегда можно отличить - уникальное первое издание 1824 года в изящном кожаном переплете, с посвящением на титульном листе Его Величеству королю Пруссии Фридриху Вильгельму Второму. Но есть еще одна особенность, служащая надежным подтверждением того, что именно этот экземпляр я дал Борису Мински: в моем уникальном экземпляре бетховенской парти
- 13
туры Девятой симфонии с хором на текст оды "К радости" Ф.Шиллера была допущена опечатка, точнее, во второй строфе хорала оказалась пропущена строка "Все люди будут братьями тогда".
Основные события, оказавшие глубокое влияние на моего брата, Лилиан, Мински и меня, произошли в последние двадцать четыре дня. Я четко помню ту ночь в правлении нашего клуба, тот ужас и боль, которые охватили меня во время разговора по телефону. В считанные секунды я вспомнил о своем прошлом. Три недели и три дня, казалось, вместили всю мою жизнь. В каком-то смысле это было действительно так. Удача означала для меня возрождение. За эти двадцать четыре дня произошло столько ужасных событий.
Я продолжал демонстративно читать свежий номер "Штутгартер альгемайне цайтунг" в ожидании встречи с сотрудником Эй-Пи-Эс, размышляя под мерный гул реактивных двигателей. Вряд ли я когда-нибудь смогу вернуться в Германию. Просто безумие с моей стороны допускать подобную возможность! Поэтому мне хотелось как можно быстрее оказаться в Буэнос-Айресе и забыть обо всем на свете. А счет в швейцарском банке - надежный залог благополучного исхода моей безумной одиссеи. В самом деле. Разве удача не сопутствовала мне повсеместно до сих пор? Но мысли о Лилиан не давали мне покоя. Лилиан упорно не выходила у меня из головы, несмотря на все мои усилия взять себя в руки и перестать думать о ней. Очень жаль, что я не могу взять ее с собой!
Я поехал на северную оконечность острова Гезир, где находился ипподром. Мне тяжело было сознавать, что я должен навсегда расстаться с женщиной, которую так сильно и страстно люблю. И тем не менее, разлука с ней была неизбежной. Я хорошо знал территорию ипподрома и все хозяйственные постройки: конюшни, небольшой домик для конюхов и огромный сарай. Работники ипподрома жили за пределами острова, а лошадей кормили не ранее шести часов утра.
Я подъехал на своем "мерседесе" к сараю, выключил мотор и фары, поскольку уличные фонари хорошо освещали местность. Я вынул из багажника моток веревки и одеяло, бросил все это на кучу соломы и пошел к Лилиан. Но перенести ее в сарай оказалось довольно трудным делом, ибо я порядком устал от всего пережитого, от недосыпания и длительного пребывания в пути. Положив мягкое тело Лилиан на одеяло, я на несколько минут сел передохнуть.