– Вот я, например, настоящего герцога не убивал.
Казалось, Филипп только что признался в обратном.
– Помилуй нас Господь Бог и все святые монсеньоры! – взвыл Клодель, падая на колени. – Да гореть мне среди серы смрадной, если я к тому вел! Конечно, Вы не убивали, монсеньор, конечно же, но ведь Вам и предсказания не было!
Пронзительные обертоны Клоделя сделались невыносимыми.
– Стража! – рявкнул Филипп.
– Вот. Можешь себе вообразить, что не перевелись ещё такие идиоты, сердце мое?
Изабелла некоторое время молчала, глядя в сторону. Потом посмотрела на своего супруга в упор.
– Ты отпустил его, да?
Голос у Изабеллы был неожиданно настороженный – будто бы речь шла о тарантуле, которого добрейший герцог поймал в своей спальне, погладил и отпустил Божью тварь резвиться дальше среди гобеленов и балдахинов.
– Да, разумеется, – кивнул Филипп, недоумевая что тут такого. – Стража просто вышвырнула зануду из дворца, наградив его парой пинков.
– Так, – Изабелла прикусила нижнюю губу. Филипп знал, что это высказывание изабеллового body language означает быструю, прагматическую и беспощадную работу мысли. – Ты знаешь, где он живет?
– Нет. Откуда?
– То есть ты знаешь только, что зовут его Кадудаль…
– Клодель, – поправил Филипп.
– Ты говорил Кадудаль.
– Значит, оговорился, – Филипп поймал себя на нездоровой мысли, что с такой термоядерной мощью его способна раздражать только великолепно упрямая и подозрительная Изабелла.
– А насчет его пивоварни ты не оговорился?
– Нет.
– Хорошо. Собираемся и едем.
– Куда? Куда едем?!!
На дворе было близко к полночи. Герцог и герцогиня пребывали в первобытной наготе, причем темпераментная фуга «Плодитесь и Размножайтесь» была уже исполнена сегодня дважды и, по мнению Филиппа, усталые органисты заслужили полное право на отдых. Поэтому настроение сразу стало ни к чёрту.
Клоделя отыскали только к двум часам ночи. Богатый каменный дом указывал на то, что Клодель немало преуспел в пивоваренном бизнесе. Похоже, действительно весь Дижон предпочитал именно его марку.
По приказу Изабеллы, которому Филипп служил лишь послушным ретранслятором, дом Клоделя был оцеплен двойным кольцом кавалеристов. Только после этого Изабелла соизволила постучать в высокие ворота, за которыми уже давно захлебывались лаем псы, пёсики, суки и шавки.
Отворили почти сразу. Некая кривая девица, отнюдь не выглядевшая заспанной, пробурчала:
– Ну чего вам?
– Перед тобой герцог и герцогиня Бургундские, – ласково (что особенно не понравилось Филиппу) сообщила Изабелла. – Хозяин дома?
Девица бухнулась на колени, принялась ловить край изабеллиного платья, просить прощения за себя и за отца, а когда наконец удалось её унять, выяснилось, что Клодель собирает пожитки, чтобы завтра уехать прочь из Дижона.