Такой, казалось бы, пустяк, быть может, и был одной из главных причин постоянных недомоганий, а впоследствии, как результат этих недомоганий,душевной болезни и ранней смерти Гоголя.
Вот, так сказать, вред от неумелого самолечения. Впрочем, этот совет был дан Гоголю врачом за границей. Однако, быть может, в то время этот совет был и правилен. Вот еще пример самолечения:
"Перед обедом Гоголь пил воду, которая, как он говорил, придавала деятельность желудку. Для возбуждения аппетита он ел с перцем".
Это было тоже ошибочным. Вода перед обедом, напротив, понижала деятельность желудка - она разжижала желудочный сок, и пищеварение благодаря этому было менее энергичным, чем могло быть.
Вообще все самолечение Гоголя, даже если оно было правильным, затеяно было, пожалуй, слишком поздно. Разрушение было велико - мозг был в полупарализованном состоянии.
Вот как описывал походку Гоголя один из его современников (Михольский):
"Он странно передвигал ноги - с каким-то едва уловимым оттенком паралича".
Это очень ценное наблюдение было сделано в мае 1848 года (за четыре года до смерти), когда Гоголь был в Киеве у попечителя учебного округа. Это наблюдение еще раз подчеркивает правильность нашего соображения - все дело заключалось в истощенном, полупарализованном мозгу.
Однако мы остережемся сказать, что это истощение произошло в силу анатомических изменений мозга.
Быть может, в основе этого была всего лишь функциональная неправильная заторможенность, которая превратилась в стойкую привычку.
А если это так, то излечение было возможно, хотя трудности были бы необычайно велики.
Высокая основная цель, к которой стремился Гоголь-закончить "Мертвые души",- давала ему силы. И когда Гоголь сжег "Мертвые души", он тем самым уничтожил свою цель и этим уничтожил свою жизнь.
XVII (к стр. 178)
Здесь мы хотим снова затронуть вопрос о переключении "низменных" процессов на творчество.
Несколько писем, которые я получил после напеча-тания первой части повести, заставляют меня с большей ясностью подойти к этому вопросу.
Несколько читателей почему-то оспаривали происхождение "болдинской осени" Пушкина (комментарий IV). Один читатель, огорченный столь материалистическим подходом к возвышенным вещам, пишет по простоте душевной: "Не может быть, что творчество Пушкина возникало таким образом".
Я подивился столь дружному возражению, однако я не собираюсь сдавать позиции.
В сущности, мне казалось, что тут и доказывать было нечего. Мне казалось, что все и так ясно.
Человек, который отдает энергию на одно, попросту не способен отдать столь же много на другое. Тут арифметически ясно. Тут все дело в пропорции: чем больше отдано на одно, тем меньше остается на другое.