- Я же говорил - отдохни.
- Там, по-моему, что-то есть!
- Неужто? Ну-ка, пусти!
Пыхтя, Андрей зацепился лопатой за какой-то предмет и принялся его раскачивать.
Как клин, вбил я свою лопату в образовавшуюся щель.
- Ты что! Повредим. Дай-ка я один аккуратненько обкопаю, - остановил меня шеф.
Через пять минут он извлек со дна ямы плоский прямоугольный деревянный ящик, густо залитый смолой, с прилипшим сверху слоем песка и камешков. Ящик чем-то напоминал стоявшую у бабушки на комоде шкатулку, обклеенную со всех сторон мелкими ракушками. Андрей передал ящик мне, а сам прощупал острием лопаты дно.
- Все! Глубже, по-видимому, коренной непотревоженный грунт. Давай сматываться. Боюсь, что фронт пожара приближается к нам. Смотри, дым стал темнее и с явственным привкусом смолы.
Пригибаясь, чтобы ловить хоть чуть-чуть менее задымленный воздух, мы спустились к речке.
- Ты сиди, я сам, - коротко бросил мне шеф, сталкивая катер на воду, вид у тебя пока еще неважный.
Я зачерпнул воды и полил затылок. Сильно колотило в висках. Все же я взял весло и, сидя, начал помогать Андрею. Заученно перекидывая легкое весло со стороны в сторону - справа, слева, справа, слева, - я подумал о том, что все кончилось. Сейчас мы выйдем на чистую воду, включим мотор и понесемся вниз по Вилюге, вскроем ящик... Неужели идол - всего-навсего маленькая фигурка? Хм, ящик плоский, настолько плоский, что это может быть нечто вроде барельефа. Странно. И все-таки мы сделали все, что требовалось, может быть, даже немножко больше. Как-то встретят нас ребята? Что греха таить, мне хотелось, чтобы то, что мы сделали, расценивалось чуточку выше, чем обычное дело, чтобы на нас лег хотя бы отблеск отваги, героизма, мужества. Может, и Инга Вершинина, наконец, поймет, что я не такой уж желторотый птенец и тоже кое на что способен. Я вспомнил, как на танцах к ней подошел один верзила-десятиклассник, известный в нашей школе сердцеед. Парень был чуть навеселе, и Вершинина всенародно дала ему от ворот поворот. Вот тогда-то все и началось... И это письмо.
Я долго мучился, прежде чем взялся за перо. "...Мне кажется, что не стоит задерживать твое внимание на обычных в таких случаях вступительных фразах. Хотя это и бесполезно, я хочу, чтобы Ты знала, как мне трудно носить глубоко в себе это чувство, не признаваясь в нем ни Тебе, ни другим, но иногда очень хочется сказать об этом, и пусть будет, что будет..." Конечно, я наперед знал, что не отправлю это свое послание, которое самому теперь представлялось детским, наивным. И все-таки писал. И раньше я подмечал не раз, а теперь окончательно уверовал в то, что бумага вступает с пишущим на ней в тесное взаимодействие. Она как будто впитывает, берет на себя часть тех чувств, которые ты хочешь выразить. Написал, доверил бумаге - словно исповедался близкому другу. Итак, Инга. Что-то опять изменилось в наших отношениях, каждый день приносит новые оттенки.