- Преднамеренное... - прошептал Рогожин и надолго замолчал.
Капли отбивали веселую чечетку за окном. Эти звуки были по-особенному отчетливо слышны в гробовой тишине палаты.
- Раскудрит твою качель! - ее нарушил хриплый голос майора Василенко. Да кого же он замочил?
Скажешь или по куполу врезать? Сидишь, бляха, как клуша!
Следователь не обиделся, глазами показав на Рогожина. Тот окаменевшим истуканом стоял, не снимая руки с плеча Кириллова.
- Сережка, Сережка... - едва различимо нашептывал Дмитрий; выходя из оцепенения, он повторил вопрос друга-десантника:
- Кого?
- Хрунцалова Петра Васильевича...
- Фамилия мне ни о чем не говорит, - резко, словно досадуя на глупость следователя, произнес Рогожин.
- Ваш брат застрелил мэра города после его дня рождения.
Последняя подробность заставила Василенко присвистнуть от удивления:
- Брехня! Быть того не может! Димкин брат - совсем уж конченый отморозок?! Не верю...
- Сожалею, но это правда! Ему вменяется в вину убийство с особой жестокостью. И это еще не все...
Он... Он умертвил... - следователь выбрал какое-то обтекаемое слово, мало подходящее для сообщений уголовного характера, - свою жену.
- Марину?
- Именно, Марину Рогожину. Удавил стальной струной. Простите, можно я налью себе воды? - попросил Кириллов неподвижно лежащего майора-десантника.
Василенко приглушенным голосом пробормотал:
- У меня сок в тумбочке. Хлебни, землячок, и Диме налей...
Сколько длился шок, вызванный словами следователя, Рогожин не мог определить. В сознании, оглушенном и расколотом, проплывали образы из детства, меняющееся лицо младшего брата: вот он беззубый, новорожденный, барахтающийся в розовой ванночке, и сразу же голенастый мальчишка, встречающий Рогожина, прибывшего на побывку в первый офицерский отпуск...
"Надо сосредоточиться, собраться... Не раскисай, Рогожин, - произносил про себя Дмитрий бессвязные фразы. - Убил Марину.., бред... - он ощутил озноб. - Я так мало заботился о нем. Когда последний раз мы виделись? Год? Нет, полтора года назад. Я приезжал на майские праздники. О господи, но тебе не в чем себя винить. У Сергея была своя жизнь".
Рогожин машинально сдернул одеяло с постели, закутался в него, как в тогу.
- Дмитрий! - Голос Василенко дошел до сознания офицера не сразу. Успокойся. Может, это недоразумение, следственная ошибка, - он сострадал так, как умеют сострадать люди, сами испытавшие боль. - У меня элениум есть...
Рогожин упал на кровать, зарылся лицом в подушку.
- Слушай, следователь, - его слова звучали глухо, словно из преисподней. - Ты информацию сообщил, долг выполнил и отваливай.