ФОН ВИТТЕ: Почему вы запнулись?
ЛУЧНИКОВ:…и в готовности к любому повороту событий.
ФОН ВИТТЕ: Я бы произнес слово «обреченность»…
ЛУЧНИКОВ: Теперь моя очередь вас поздравить. Браво, генерал!
Обмен ироническими улыбками прошел, что называется, «на равных».
Петр Сабашников, сообразив, что клоунада совсем уже закончилась, встал и отошел в тот угол кабинета, где за стеклом аквариума глазели на происходящее декоративные рыбы и в клетках чирикало несколько русских птиц, должно быть, подарки комсомольских организаций Урала.
– Быть может, теперь, ваше превосходительство, мои вопрос о Сталине покажется вам более уместным, – сказал Лучников. – Меня интересует, как реагировал вождь прогрессивного человечества на идею объединения.
– Вопрос, быть может, и уместен, но ирония в адрес Иосифа Виссарионовича совершенно неуместна, – строго сказал фон Витте.
– Если вы не захотите ответить на мой вопрос, генерал, значит, вы полное говно, – Лучников любезно улыбался.
Крепкое словцо было воспринято как шутка. Широчайшая улыбка застыла на лице фон Витте. Правая коленка исторического деятеля дергалась. «Должно быть, сигнализация срабатывает не сразу», – подумал Лучников.
Открылась дверь кабинета. Рядом с секретарем маячили теперь два плечистых парня в клетчатых пиджаках.
– Ай-я-яй, Витольд Яковлевич, – покачал головой Сабашников. – Я вас всегда держал за человека со вкусом. Ая-я-яй, батенька, фи-фи-фи…
– Это, должно быть, комсомольцы Урала? – спросил Лучников, разглядывая молодых людей.
– Позвольте мне задать вам встречный вопрос, господин Лучников. Для чего вы спрашиваете о Сталине? – генерал взирал на визитера с ложной любезностью, которая, разумеется, предполагала за собой угрозу.
– Нам приходится иметь дело с наследниками генералиссимуса, – усмехнулся Лучников.
– Ах, Витольд Яковлевич, Витольд Яковлевич… – продолжал укорять генерала, словно нашкодившего мальчика, Сабашников. – Пугаете нас тремя мускулистыми гомосеками. Это безвкусно…
– Что за вздор, Петяша? – фон Витте и в самом деле говорил слегка шкодливым тоном. – Молодые люди – мои служащие…
– Хотите знать, генерал, почему я вас считаю говном? – светским тоном осведомился Лучников и стал развивать свою светскую мысль, прогуливаясь по кабинету, в котором теперь уже отчетливо виделись ему признаки упадка и гниения, умело, но не бесследно прикрытые спешной уборкой: отставшие обои с мышиным запашком, радиосистема пятнадцатилетней давности да еще и с отломанными ручками, на карте мира треугольник пылищи едва ли не в палец толщиной, случайно, видимо, обойденный мокрой тряпкой и сейчас под лучом солнца нависший над желтоватыми от ветхости льдами Гренландии.