— Вот, — сказал он, — оно почти не погнулось.
От умиления я прослезилась и погладила такса Рому по головке. Его хозяин уже сидел на корточках и пытался приладить колесо.
— Там такой шпенечек! — молвила я.
Лохматый издал какое-то нечленораздельное шипение, из чего я поняла, что шпенечек он нашел, и тот успел оцарапать ему палец. Кое-как приладив колесо, мой спаситель сказал, что до дому мы доедем, а там надо все сделать как следует. Тут я заметила, как он морщится и зажимает руку носовым платком, и на снег даже капнула кровь. Порез был глубоким, да еще колесо грязное, это чревато неприятными последствиями.
— Вам надо домой, руку перевязать! — заволновалась я.
— Успеется, — отмахнулся он, — и вообще, это левая рука, нерабочая. А вы одна до дому не доберетесь, я вас провожу.
Тут мы сообразили, что идти нам в одну и ту же сторону, и засмеялись. По дороге домой, пока мы осторожненько проводили коляску между сугробами, мой новый знакомый успел рассказать мне, что тещу отправили в больницу, состояние не очень тяжелое, но недели две она там пробудет. И теперь он вынужден мотаться сюда каждый день, чтобы гулять с таксой, потому что, с одной стороны, у тети соседи новые, незнакомые, а другие сами хоть и приличные люди и Ромку любят, но сын у них великовозрастный оболтус, так что ключи от тещиной квартиры доверять им никак нельзя. А еще к теще в больницу надо ездить хоть через день.
— Вас же двое, — удивилась я, — жена может в больницу съездить.
— Один я, — вздохнул он, — так уж получилось, жены нет, а теща есть.
— Простите, — смутилась я, — она умерла…
— Да не то чтобы, — лохматый досадливо махнул рукой, — в общем, нет ее, и все, мы разошлись.
Ничего себе, с женой разошелся, а тещу опекает. Я все больше симпатизировала этому человеку. Он снял темные очки и грустно на меня посмотрел. Синяк стал бледно-желтым и уже не так бросался в глаза. Но сам он был какой-то поникший, верно, и впрямь замотался.
— Идемте к нам! — решилась я. — Я перевяжу вам руку и напою кофе. Или чаем, если вы кофе не пьете.
— Сейчас, зимой, пью, потому что встаю не рано.
Интересно, что же у него за работа — сезонная, что ли?
— Я художник, — сказал мой новый знакомый, — предпочитаю работать при дневном свете.
— Правда, художник? Настоящий? — задала я глупый вопрос.
— Правда, — улыбнулся он. — Может, помните, лет пять тому назад была такая выставка, «Тринадцать», так вот я один из этих тринадцати — Пятаков моя фамилия.
На выставке «13» я, как ни странно, была, потому что Лизка тогда еще и не помышляла о замужестве и у меня была куча свободного времени. Помню и фамилию — Пятаков, но вот работы… Чтобы уйти от скользкой темы, я решила представиться.