Арагорн приподнялся в волнении («Ну и родственник!» — подумал он), а назгул горько усмехнулся:
— Я как-то мало думал о столь далеких предках — уже в мое время это казалось легендами. Учителю не откажешь в своеобразном остроумии — потомка светлой майа превратить в не-свет и сделать ужасом для Арды.
— А… какого цвета были ваши глаза? Простите, — заметив, как дернулось лицо призрака, тихо спросил Гэндальф.
— Синие, синие, — усмехнулся, овладев собой, Аллор. — Похоже, я понимаю, почему вы задали этот вопрос.
— Завеса Мелиан! Мысли не прочесть, волю не подчинить, и зрение… — Гэндальф в волнении встал и ходил взад-вперед. — Удивительно! Попытаться выжечь и вытравить все человеческое и получить третью составляющую — неуничтожимую сущность майа. Тот редкий случай, когда кровь Мелиан проявилась так сильно. Такие данные себе на службу заполучить — умно со стороны Саурона. Но — непредсказуемо ведет себя древняя кровь… Потерять сердце — чтобы научиться любить, потерять душу — чтобы обрести ее…
— Да, это занятно, — прервал разговор Гэндальфа с самим собой кольценосец, — но это уже не имеет значения — я чужд свету и отравлен тьмой, мои руки по локоть в крови. Может, за пределами произойдет что-то? Пусть судят — когда я смогу покинуть этот мир — сам.
А вот и солнце — как тяжело на него смотреть… Прощайте, а может, до встречи. — Назгул чуть отступил и издал резкий жуткий крик, заставивший всех вздрогнуть. Послышалось хлопанье крыльев, и огромный ящер приземлился неподалеку. Аллор стремительно вскочил на спину чудовища, что-то сказал ему — черная тень взмыла в воздух и понеслась па восток.
Гэндальф сидел, обхватив руками голову, Арагорн мрачно чертил мечом на песке какие-то знаки.
Пора было трогаться в путь. Вслед за магом они спустились к реке и вышли на опушку.
Близился вечер. Спустившись со стены, Гэндальф бросил усталый взгляд на поле, где еще утром кипела жестокая схватка.
Внезапно ему показалось, что он слышит негромкое пение. Прислушался и двинулся туда, откуда, как казалось, шел звук. Вскоре он услышал его явственней: глуховатый, впрочем, хорошо поставленный голос напевал заунывную, грустную мелодию. Вслушавшись повнимательней, маг разобрал слова погребальной песни, исполнявшейся на квениа.
— Намариэ, кормакаллиндор, намариэ… — прозвучало над полем, и пение стихло.
Присмотревшись, Гэндальф увидел невдалеке темный силуэт. Знакомый страх заполз было в сердце, но, приглядевшись, он узнал кольценосца, бывшего некогда его собеседником, и решил подойти поближе.
Реакция призрака была мгновенной — маг не успел опомниться, как острие меча замерло у горла. В другой руке назгул сжимал заклятый клинок — ничего не оставалось, кроме как поднять руки.