Вопрос сменялся вопросом. Келлхус никогда не повторялся. Он ни о чем не спрашивал дважды. И с каждым ответом Ахкеймиону все сильнее казалось, что он обменивает предположения на истинное озарение и абстракции на воскрешенные моменты своей жизни. Он понял, что Келлхус учится и одновременно с этим учит сам. У Ахкеймиона никогда еще не было такого ученика. Ни Инрау, ни даже Пройас не были такими. Чем больше он отвечал на вопросы этого человека, тем сильнее казалось, что Келлхус знает ответ на главный вопрос его собственной жизни.
«Кто я? — часто думал Ахкеймион, прислушиваясь к мелодичному голосу Келлхуса.- Что ты видишь?»
А затем Келлхус начал расспрашивать его о Древних войнах. Ахкеймиону, как и большинству адептов Завета, легко было упоминать об Армагеддоне — и трудно его обсуждать. Очень трудно. Конечно, дело было в заново переживаемом ужасе. Чтобы говорить об Армагеддоне, требовалось переложить жесточайшее горе в слова — непосильная задача. А еще к этому примешивался стыд, как будто он потворствовал некой унизительной навязчивой идее. Слишком уж многие над этим смеялись.
Но с Келлхусом все осложняла еще и кровь, текущая у него в жилах. Он был Анасуримбором. Как рассказывать о конце света его невольному вестнику? Иногда Ахкеймион опасался, что его стошнит от такой иронии. А еще он постоянно думал: «Моя школа! Почему я предаю мою школу?»
— Расскажи мне про Не-бога, — попросил однажды Келлхус.
Как это часто случалось, когда они пересекали ровный луг, колонны сходили с дороги и рассыпались по траве. Некоторые солдаты даже снимали сандалии или сапоги и плясали, как будто, скинув лишнюю тяжесть с ног, обрели второе дыхание. Ахкеймион как раз смеялся над ужимками плясунов, и просьба Келлхуса застала его врасплох.
Его передернуло. Еще не так давно это имя — Не-бог — упоминалось как нечто далекое и мертвое.
— Ты родом из Атритау, — отозвался Ахкеймион,- и ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о Не-боге?
Келлхус пожал плечами.
— Да, мы читали «Саги», как и вы. Наши барды, как и ваши, распевали бесчисленные лэ. Но ты… Ты это все видел.
«Нет, — захотелось сказать Ахкеймиону, — это видел Сесватха. Сесватха».
Вместо этого он уставился вдаль, собираясь с мыслями. Он стиснул пальцами руки, которые вдруг сделались необычайно легкими.
«Ты это все видел. Ты…»
— У него, как тебе, вероятно, известно, много имен. Жители древней Куниюрии называли его Мог-Фарау, откуда и происходит наше «Не-бог». На древнекиранейском он именуется просто Цурумах, «Ненавистный». Нелюди Ишариола называли его со своеобразной поэтичностью, вообще свойственной их именам, Кара-Скинуримои, «Ангел беспредельного голода»… Точные имена. Мир никогда не знал большего зла… Большей опасности.