– Видите ли, вы находитесь здесь только потому, что печатать мой отчим не умеет вообще, – медленно произнес Фрэнк Мэтьюз, – а почерк у него кошмарный: совершенно неразборчивый для непосвященных. Поэтому письмо к вам печатал я и помню его превосходно. Дэвид ни словом не упоминал о своем прошлом!
– Ах, да, я забыла! Я прочла о нем статью в газете несколько месяцев назад, – торопливо поправилась Кэрол, чувствуя, что щеки ее предательски вспыхнули.
– И едва на глаза вам попалось объявление, вы тут же вспомнили давнюю публикацию? – уточнил Фрэнк Мэтьюз холодно.– А ведь это немалый риск, мисс Фаунтин– приехать в дом к совершенно незнакомому человеку. Что же вас привело сюда? Неодолимое обаяние Океании?
Кэрол уже исчерпала запас оправданий, а молодой человек по-прежнему не сводил с нее испытующего взгляда: ни дать ни взять изготовившийся к прыжку тигр! Так что девушка даже обрадовалась, когда дверь в комнату распахнулась и Фрэнк широко улыбнулся, приветствуя вошедшего. От его подозрительной настороженности не осталось следа.
– Я привез тебе твою секретаршу! – торжественно сообщил он.– Нашел ее в снегу, на последней стадии замерзания. Она мне страшно обрадовалась, рассыпалась в благодарностях, и тут как раз выяснилось, что она направляется сюда.
В голосе Фрэнка Мэтьюза отчетливо прозвучал сарказм; с каждой секундой Кэрол ненавидела его все сильнее. Похоже, он не намерен рассказывать отчиму про ее безобразную выходку, зато ей самой не преминет напомнить о досадном эпизоде при каждом удобном случае.
– Мисс Фаунтин! Я так рад, что вы добрались до нас! Худшей ночи для путешествия и придумать нельзя! Хорошо, что Фрэнк вам помог: в снежную бурю дороги становятся опасны.
Кэрол медленно обернулась, стараясь держать себя в руках. Она сейчас впервые в жизни увидит своего отца! Что же удивляться нахлынувшей горечи. В этой уютной гостиной, в очаровательном викторианском особняке– средоточии роскоши и благоденствия – несправедливость всего происшедшего с ней ощущалась особенно остро. Как посмел он оставить дочь на милость человека, женившегося на ее матери?!
О, Кэрол отлично знает, что такое отчим! А ведь она отнюдь не высокий, властный мужчина вроде Фрэнка Мэтьюза. Она была хрупкой малышкой, а потом – миниатюрной беспомощной девочкой-подростком. При воспоминании о том, что ей пришлось пережить, Кэрол вздрогнула. Холодные синие глаза уставились на человека, который обрек ее на кошмарную жизнь.
Но при первом же взгляде на Дэвида Амберли она напрочь позабыла об обиде и торопливо напомнила себе, что на самом деле отцу никак не больше пятидесяти. Перед ней стоял человек, изнуренный недугом, и выглядел он куда старше своих лет. Большую часть жизни Дэвид Амберли провел на жарком солнце, но сейчас бронзовый загар поблек, лицо приобрело пергаментно-желтоватый оттенок, словно ток крови под кожей почти иссяк. Он был высок – правда, не так высок, как Фрэнк Мэтьюз, – но болезненно худ, и в глубине темно-синих, как у Кэрол, глаз, обведенных темными кругами, затаилась боль.