Он планировал приехать под покровом ночи, узнать все, что сможет, и уехать, чтобы ни одна живая душа об этом не догадывалась, поэтому не обеспечил себе пристанище. Это было до того, как кучер Арабеллы счел необходимым его сбить.
Люсьен пошевелил плечом и вздрогнул от взорвавшейся в нем боли.
– Проклятие! Такое впечатление, что в меня стреляли. – Он посмотрел ей в глаза и приподнял бровь. – Ты, случайно, не всадила в меня пулю?
– Если бы я стреляла в тебя, Люсьен, ты бы здесь не сидел.
Нет, если бы Арабелла в него стреляла, он валялся бы на земле с дыркой во лбу, а она плясала бы от радости вокруг его безжизненного тела. Он научил ее обращаться с ружьем, когда ей было пятнадцать лет, и уже тогда она проявляла невероятные способности.
Люсьен положил руку на импровизированную повязку. Аккуратно прилаженная, она настолько туго стягивала его грудь, что он едва мог дышать. Он попытался улыбнуться:
– Полагаю, я должен поблагодарить тебя за...
Колесо кареты попало в борозду. Люсьена отбросило назад, и он ударился плечом о затрещавшие кожаные подушки. Разноцветные искры посыпались у него из глаз, когда дикая боль пронзила руку. Ловя ртом воздух, он стал клониться вперед и почти упал на пол, когда Арабелла подхватила его и удержала.
Карета продолжала раскачиваться, Люсьен постепенно стал дышать ровнее. Когда боль утихла, он заметил, что его щека прижата к груди Арабеллы, мягкой выпуклости, которую близость к его рту делала еще соблазнительнее. Снова потянуло пьянящим запахом малины. Люсьен наслаждался прикосновением Беллы, впитывал ее тепло и вспоминал все, что было.
– Если ты не можешь сидеть самостоятельно, я позову лакея, чтобы он тебя держал. – Ее голос был холоден, как родниковая вода в горах, и сразу вернул его к реальности.
Люсьен поднял голову, чтобы посмотреть Арабелле в глаза Их губы разделяло расстояние всего в дюйм. Ее глаза потемнели, в шоколадной глубине вспыхивали загадочные золотые крапинки. Он придвинулся ближе, неотрывно глядя на ее полную нижнюю губу.
Ему следовало заставить себя снова уйти из ее жизни, но его тело горело, а голова кружилась, как у юноши, впервые выпившего кружку эля. Все ощущения казались обостренными: звучание ее голоса, манящая округлость груди, даже возмущенный шепот ее накрахмаленных юбок. Ее губы влажно блеснули в темноте, и он отдал бы все на свете, лишь бы попробовать их на вкус.
Видит Бог, Люсьен всю жизнь убегал от этой женщины. Зачем же теперь он подвергает себя испытанию этим невыносимым удовольствием, этой утонченной пытке?
И все же он не мог не тянуться к ней, как не мог не дышать. Не сводя с нее взгляда, он убрал у нее со щеки выбившийся каштановый локон, запутался пальцами в ее шелковистых волосах. Ее глаза расширились, рот приоткрылся, что-то протестующе шепча.