Маргарита Алексеевна сидела на полу и наблюдала, как незнакомый мужчина, стоя над поверженным Сергеичем, давит ногой на его грудь. Кровь фонтанчиком брызгала из горла. Сергеич стонал, хрипел, дергался. Даже порывался встать, но только бился головой об пол. Сергеич быстро терял силы.
– Сейчас станет легче, – приговаривал Цыганков и сильнее давил ногой на грудь. – Сейчас, потерпи… Ну, ну, ну… Вот так.
Маргарита Алексеевна почувствовала позывы тошноты. Она нашла в себе силы подняться и сесть на кровать. Закрыла лицо ладонями, чтобы не видеть этой мучительной агонии. В течение нескольких минут она слышала стоны и бульканье.
Когда Климова открыла глаза, Сергеич уже не шевелился. Кровавая лужа под ним переливаясь черным антрацитным блеском.
Перед старовером Афанасием Петровичем Кожиным никогда не стоял вопрос, помогать беглым каторжанам или отказывать в помощи. От властей он не ждал ничего, кроме бед. А среди заключенных в свое время встречал немало добрых людей. Сам Кожин дважды хлебнул лиха в лагерях. Оба раза он терпел гонения за веру, но поскольку в Уголовном кодексе не содержалось религиозных статей, срок мотали за другое.
Первый раз, будучи ещё молодым человеком, Кожин сел за хищения колхозной собственности, конкретно говоря, годовалого теленка. Прокурора нисколько не смутил тот факт, что в колхозе Афанасий сроду не работал, а к молочной ферме и дороги не знал. Когда шестилетний срок подошел к концу, Афанасий вернулся на родину в Свердловскую область, но твердо решил: на этом месте жизни все равно не будет. Вместе с семьей перебрались на север Пермской области. Начав на пустом месте, построили дом, завели хозяйство.
Но длинная рука правосудия дотянулась и сюда.
Вторично старовера Кожина судили за умышленный поджог сельского клуба. Суд был выездным, в правление набилась вся деревня, даже корреспондент областной газеты приехал сделать фотографию преступника и написать очерк под названием «Поджигатель нашей жизни». Все сельчане от мала до велика знали, что клуб доброго слова не стол, скорее курятник, чем клуб. И спалил его по пьяной лавочке запойный механизатор Зыков.
«Знаю, что ты ни в чем не виноват, – сказал Кожину следователь. – Но пойми, на меня давят из района. И даже милицейское начальство из области твоим делом интересуется. Короче говоря, девять лет тебе».
Кожину шили нахалку, но никто из односельчан не сомневался в том, что отвечать за тракториста нужно именно раскольнику, отщепенцу и подонку, который даже паспорт отказался получать. Суд определил староверу те самые обещанные следователем девять лет строгого режима. Последнее слово Кожина оказалось коротким и лаконичным.