— Отлично здесь, — сказала она с Никиной интонацией.
— Хорошее винцо… Еще налить?
Маша кивнула.
Умная Маша, образованная Маша, первая из всей компании начавшая читать Бердяева и Флоренского, любившая комментарии к Библии, к Данте и к Шекспиру больше, чем первоисточники, выучившая домашним способом, если не считать плохонького заочного педагогического, английский и итальянский, написавшая две тоненьких книжечки стихов, правда еще не изданных; Маша, умевшая поговорить с заезжим американским профессором об Эзре Паунде и о Никейском соборе с итальянским журналистом-католиком, — молчала. Не хотелось ей ничего говорить.
— Еще налить? — Бутонов посмотрел на часы. — Ну что, попробуем еще раз позвонить?
— Куда? — удивилась Маша.
— Домой, куда… — засмеялся Бутонов. — Ты даешь.
Кино как будто немного отодвинулось, дав место прежнему беспокойству.
Но курортные декорации снова вытянулись по струнке, пока они шли обратной дорогой к почте.
Бутонов сразу же дозвонился, задал несколько коротких деловых вопросов, узнал от жены, что поездка в Швецию не решилась, и повесил трубку. Маша звонила следом за ним, и теперь ей хотелось только одного: чтобы Алика дома не было. Его и не было. Звонить Сандре она не стала — там рано укладывались спать, и к тому же Ника завтра будет в Москве, и письмо Сандре она уже написала.
— Не дозвонилась? — рассеянно спросил Бутонов.
— Дома нет. Закатился куда-то мой муж.
Эти слова были сплошной ложью — она так не думала. Алик, скорее всего, был на дежурстве. Кроме того, ложь была и в том, как небрежно она это произнесла…
Но по закону кино, которое продолжалось, все было правильно.
— Ну что, пошли? — спросил Бутонов и посмотрел на Машу с сомнением.
— Может, такси?
— Нет здесь никакого такси, всю жизнь здесь по ночам пешком ходим.
Днем-то дозвониться невозможно. Два часа ходу…
Они свернули с освещенной улицы в боковую, прошли метров пятьдесят. Ни фонари, ни олеандры здесь не произрастали, улица сразу стала деревенской, черной. К тому же дорога шла то криво в горку, то, спотыкаясь, спускалась вниз. Темень на земле была непроглядной, зато на небе тьма не была такой равномерной, над морем небо было как будто светлее, а западный край хранил слабое воспоминание о закате. Даже звезды были какие-то незначительные, вполнакала.
— Здесь скостим немного. — Маша юркнула вниз по стоптанной глинистой тропинке, не то к лесенке, не то к мостку.
— Неужели ты видишь что-нибудь? — Бутонов коснулся ее плеча.
— Я как кошка, у меня ночное видение. — В темноте он, не видя ее улыбки, решил, что она шутит. — В нашей семье это бывает. Между прочим, очень удобно: видишь то, чего никто не видит…