Наконец дошла очередь и до меня. Латынин предложил мне деньги - я отказался. Виктор Васильевич опасался, конечно, совсем не того, что его фамилия попадет в газету. Он смертельно боялся, как бы я не нашел Сашу. Я отказался - и он придумал этот спектакль. Вероятно, навело на мысль похищенное у меня удостоверение. В принципе расчет был верным: если бы затея удалась, мне на какое-то время стало бы не до других дел. Впрочем, и здесь вышла ошибка: не учли, что я могу связать убийство Елина с Сашей и таким образом все-таки найду его. Но так или иначе, а план в Крылатском провалился, и Марат решил со мной покончить. Но я выскочил, и тут им всем окончательно не повезло.
- Замечательно! - воскликнул Сухов, как мне показалось, на этот раз искренне. - Особенно насчет черной лестницы - тут ты просто молодец. И в общем-то всю их психологию ты довольно точно воспроизвел.
Мне снова не понравился его тон. На этот раз он был преувеличенно восторженный, что ли. И я сказал:
- Не морочь мне голову. Я чувствую, ты что-то знаешь еще.
- Я мно-о-го чего знаю, - уже откровенно насмешливо протянул Сухов и вдруг спросил серьезно: - А вот ты мог бы убить человека?
- В каком смысле? - растерялся я.
- В прямому - ответил он жестко. - Но не на фронте, не в бою, в вот в такой ситуации, как у Латынина?
Я пожал плечами. Сухов заговорил, снова глядя куда-то поверх моей головы:
- В главном ты прав: Латынина-папу сгубила страсть ко всем этим панкам. Вещички его сгубили, которые он всю жизнь собирал и копил. А вот в остальном ты ошибся. Картинка у тебя вышла, конечно, душераздирающая: папа-преступник развращает собственного сына! Любите вы, пишущая братия, такие картинки... А на деле все было проще. Но и страшнее. Началось с того, что Латынин купил у Марата несколько вещей, которые перепродал весьма солидным людям, а те оказались краденными. Дальше - больше, отступать некуда, замочек-то и защелкнулся. Артист был нужен Марату - как наводчик и для сбыта одновременно, и он взял его мертвой хваткой, уж это-то он умел...
Здесь Сухов неожиданно зло выругался.
- Про Марата разговор особый. Это зверь редкостный, каких мало. И будет теперь еще меньше, - жестко добавил он. - А что до Латынина... Ты прав: сына он любил очень. Вот поэтому он и боялся больше всего на свете, как бы парень не узнал. Понимаешь ты? Тут драма была почерней той, что ты тут мне нарисовал. Ему перед сыном было страшнее оказаться преступником, чем даже перед законом. И Марат это понял. Он понял это, зверюга, и взялся за парня - так же, как раньше за папу. Мертво. И если бы не твой Кригер... Вот так, - подытожил он после паузы. - И Латынин не разыгрывал изумления, услышав от мальчишки про Марата: он действительно был изумлен и растерян. Думаю, он в эти дни столько всякого пережил, сколько за всю жизнь ему не доставалось...