- Ну слава Богу, ты пришел. - Это, конечно, был Завражный. - Иди ко мне, тут в приемной для тебя материал сидит.
- В каком смысле "сидит"?
- В прямом. Пришла женщина, ждет уже целый час, желает говорить только с тобой. У них там какой-то скандал, посмотри, может, как раз и сделаешь мне кусок.
- Глеб! - взмолился я. - У меня похороны через час и еще тысяча дел. Пусть Протасов займется, а?
- Игорь! - ответил он мне в тон. - Мне позарез нужен на следующие выходные твой материал, а не протасовский! И потом - человек пришел за практической помощью!
- Сразил, - сказал я, - давай ее сюда.
Это была банальная история коммунальной склоки. Со страшным концом.
Передо мной сидела пожилая седоволосая женщина и без особых эмоций рассказывала про свою жизнь. Она библиотекарь, ей пятьдесят восемь, у нее есть сын, молодой сын пожилой женщины. Она родила его в тридцать семь, без мужа, которого никогда не было. Это было сказано просто, в порядке информации, но я-то знал. почем идет такая простота.
Самую большую комнату в квартире занимал некто Кононенко. Хронический алкоголик, инвалид второй группы, состоящий на учете в психдиспансере. Насколько я понял, это был тот тип психически больного, болезненные проявления которого никогда почему-то не вредят ему самому. "Я - дурак! любил куражиться Кононенко в подпитии. - Всех могу порешить, и ничего мне не будет!" Два десятка лет прожила Нина Николаевна Кожина в постоянном ожидании, что еще может выкинуть ее сосед. А Кононенко не стеснялся ни в выражениях, ни в действиях. Я заметил, что Кожина избегает давать оценки, старается передать только факты, и уже это одно импонировало мне. Но из ее рассказа Кононенко вставал перед моими глазами: садист, циничный пакостник и при этом мелкий трус.
Подлец издевался изощренно, не оставлял следов, а происходило все без свидетелей: соседка из третьей комнаты, проводница в дальних поездах, неделями не бывала дома. В исполкоме сочувствовали, поставили их с сыном на очередь. Предложили Кононенко отдельную квартиру где-то в новом районе, но он гордо отказался: "Мне и тут хорошо!" По закону психически больному полагается отдельная площадь, но нигде в законе не сказано, что надо предоставлять ее насильно... Меняться в квартиру с таким соседом никто не хотел.
Шли годы. Сын Кожиной ходил в ясли, потом в сад, в школу, поступил в институт, в этом году перешел на пятый курс. И всю жизнь он видел рядом с собой Кононенко. Кононенко, без стука врывающегося в их комнату. Кононенко, выливающего суп, сваренный матерью, в уборную. Кононенко, оскорбляющего его мать площадными словами. Два месяца назад, вернувшись домой после занятий (Нина Николаевна была в это время на работе), он после каких-то слов, сказанных соседом, ударил его по голове сковородкой. После чего сам вызвал "скорую" и милицию.