- Здравствуй, друг, - сказал Баландин. - А ты, я вижу, времени даром не терял. Человеком стал, секретаршу заимел... Не уступишь ее мне на пару часиков?
Судя по голосу, она у тебя очень даже ничего, а я, сам понимаешь, стосковался по женской ласке. Да и должок за тобой числится, если ты еще не забыл.
- Какой еще должок? - не отвечая на приветствие, огрызнулся Рогозин. Судя по тому, как начался разговор, Баландин действительно намеревался предъявить ему счет за все эти одиннадцать лет и отнюдь не собирался при этом церемониться.
- Ты что, в натуре, хочешь, чтобы я обсуждал это по телефону? насмешливо спросил Баландин. - Я-то могу, но как бы твоя секретутка после этого не начала от тебя шарахаться. Скажи мне лучше, ты научился с бабами договариваться или до сих пор мокроту разводишь каждый раз, когда тебе трахнуться охота?
- Не понимаю, о чем ты, - процедил Рогозин. - Что тебе нужно?
- Того, что мне на самом деле нужно, мне никто не даст, - ответил Баландин. - Но ты, как старый друг, кое-что можешь для меня сделать.
- Деньги? - спросил Рогозин.
- И деньги тоже. Надо бы встретиться! Закончив разговор, Рогозин некоторое время сидел с опущенной головой, давая мышцам лица отойти, отмякнуть и вернуться на свои места. Потом он поднял голову и посмотрел на Канаша.
- Вот так, Валерьяныч, - сказал он. - Человек предполагает, а потом приходит какая-нибудь сволочь и начинает, понимаешь ли, располагать по собственному усмотрению... И нет, черт подери, никакого способа ей в этом помешать.
- Совсем никакого? - спросил понятливый Канаш.
- Н-ну-у, - протянул Рогозин, - один-то способ остается при любых обстоятельствах...
Канаш кивнул и сел еще прямее, хотя это и казалось невозможным.
- Я вас слушаю, Юрий Валерьевич, - с готовностью сказал он.
Глава 5
Чек открыл глаза примерно в то же время, когда полковник Мещеряков в разговоре с Илларионом Забродовым обозвал его (Чека, разумеется, а не Забродова) мелким сукиным сыном. Конечно, разбудил Чека вовсе не этот нелестный отзыв, а сильный запах табачного дыма.
Чувствуя себя невыспавшимся и разбитым, Чек открыл глаза и обвел комнату мутным взглядом. Сквозь щель между портьерами в помещение проникал солнечный луч Судя по тому, под каким углом он упирался в замусоренный паркет, полдень давно миновал. Забытый "пентюх" урчал на столе, по темному экрану монитора плыли звезды заставки. Разбудивший Чека табачный дым плоскими завитками клубился в солнечном луче, под потолком с громким жужжанием моталась одинокая муха, а в любимом вращающемся кресле Чека сидел одетый в строгий деловой костюм манекен с лицом, словно вырубленным из куска твердой древесины при помощи грубого каменного топора.