Официантка ушла, недоверчиво оглядываясь и явно борясь с желанием попросить его немедленно расплатиться за кофе. Чтобы она успокоилась, Чек выложил на стол крупную купюру и сосредоточился на происходившем в салоне "бьюика" разговоре.
- ..деньги немалые, - услышал он обрывок фразы, произнесенной голосом Рогозина.
- Не смеши меня, старик, - лениво прохрипел собеседник президента "Эры". - Кто бы плакался!..
- Плакаться у меня и в мыслях не было, - сердито огрызнулся Рогозин. Но я же не "челнок" какой-нибудь, не торгаш с базара, я бабки в чулке не храню, они у меня работают. Чтобы собрать полмиллиона зеленых, мне нужно хотя бы три дня. Это минимум, ясно?
- Не забудь про паспорт с московской пропиской, - напомнил хрипатый.
- А какая-нибудь другая прописка тебя не устроит? - недовольно поинтересовался Рогозин.
- Не устроит. Я тут родился и вырос, и помереть хочу тоже тут. Да ты не бойся, в гости ходить не буду. Закончим дело и разбежимся, как котики-песики после случки.
- Надеюсь, - сухо сказал Рогозин.
- Знаешь, - сказал вдруг хрипатый странно изменившимся голосом, кантовался я как-то на пересылке в Крестах, и встретился мне там один очкарик из образованных, вот вроде тебя, только не такой гнилой, пожалуй... Переехал он кого-то, что ли, на тещиных "жигулях". Он мне одну вещь сказал, так я ее на всю жизнь запомнил. Мы, говорит, пуще всего не любим тех, кому какую-нибудь подляну кинули. У него это, конечно, красивее звучало, глаже, но за смысл я ручаюсь.
- Я спешу, - напомнил Рогозин.
- Спеши, спеши. Не стану задерживать. Твое время на вес золота, ясно даже и ежу...
Чек услышал, как щелкнул, открывшись, замок дверцы, и встал, почти не чувствуя под собой ног. Где-то на заднем плане, на самом краю сознания, все еще пульсировало монотонное: "Свешникова - одиннадцать лет... Свешникова.., одиннадцать лет... Свешникова..." Он двинулся к выходу, машинально играя в кармане кнопками пульта, заставляя направленный микрофон почти бесшумно поворачиваться на штативе вслед за хромым человеком с волчьей физиономией. Он увидел, как отъехал от бровки тротуара длинный золотистый "бьюик", и ускорил шаг, почти перейдя на бег, когда заметил, что человек, за которым он следил, подошел к припаркованной метрах в двадцати от его "хонды" белой "девятке". "Сейчас сядет в такси и уедет, - лихорадочно подумал Чек, - и тогда поминай, как звали. А упускать его нельзя. И Канаш не велел, и.., и вообще".
Он остановился как вкопанный, услышав разговор своего "объекта" с водителем "девятки". Разговор был какой-то странный, совершенно непонятный, словно Чек опять пропустил половину из того, что говорилось.