- Встретиться с тобой надо. Выпить мне что-то хочется, Андрюха.
- В одиночестве не можешь?
- Я же не генерал и даже не полковник, чтобы пить в одиночестве, чокаясь со своим отражением в зеркале, чтобы стучать стаканом о стекло, поздравлять себя с прекрасно выполненным заданием, - на этот раз из трубки послышался робкий хохот. - Так ты не догадываешься, зачем я тебе звоню?
- Хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
- Конечно хочу! Потому что знаю, что твоя семья за городом и ты сказал, что два дня будешь работать.
- Откуда знаешь? - вздохнув, осведомился Мещеряков.
- По интонации.
- Что б ты скис, Илларион! Конечно, все так и было.
- Вот видишь! Так что, давай, бери служебную машину и приезжай ко мне.
- Закуска у тебя есть?
- Сейчас заеду на рынок и будет закуска.
- Пить что будем?
- У тебя в кабинете. Мещеряков, сейчас никого нет. Правда, буквально секунду назад закрылась дверь.
- Ты что, услышал?
- Я догадался.
- Когда подъехать?
Мещеряков замялся, и тогда Забродов нанес запрещенный удар:
- Наверное, тебе начальство запретило со мной общаться.
- Заеду прямо сейчас, хотя хотелось бы заехать домой, переодеться.
- Если хочешь, дам тебе тапочки и бухарский халат.
- Не хочу я твоих арабских халатов.
- Тогда выдам валенки и телогрейку. А если не понравится - бушлат, правда, без полковничьих погон.
- Еду.
На том и порешили. Илларион небрежно бросил телефон в карман куртки, так бросают ключи от квартиры. Заехал на рынок, загрузил в машину на переднее сиденье два больших пакета со всевозможной снедью. Но во двор своего дома не заезжал, машину оставил в соседнем дворе. Он знал, скорее всего, за квартирой продолжают следить, возможно, олигарх не оставил своего гнусного желания убрать последнего свидетеля.
Но Илларион ошибся. Во дворе ничего подозрительного он не обнаружил. Машины стояли те же, что и каждый день. Через соседний подъезд, самый крайний, Илларион поднялся на чердак, по чердаку добрался до своего подъезда. Бесшумно открыл дверь. На лестничной площадке и в подъезде тоже ничего подозрительного не оказалось. Илларион вздохнул, осмотрел дверь. В квартире тоже никого не было. Он оставил одну метку, одну единственную, и если бы дверь попытались даже открыть, но не открыли, метки бы уже не было. Но, тем не менее, Илларион соблюдал все меры предосторожности, хотя уже понимал, его, скорее всего, уже оставили в покое, он стал абсолютно безопасным свидетелем, который не может причинить вреда такому великому и могущественному человеку, как Борис Аркадьевич Галкин и всей его огромной финансовой империи.