Зрители все повскакивали, Васильков, бедолага, схватился за голову. Но на счете «восемь» ударил гонг. Вроде как спас динамовца.
Тренер уже ничего не говорил, только вздыхал да безнадежно качал головой. Вообще-то стоило бы продуть бой, чтоб Василькова турнули из клуба и взяли обратно дядю Лешу. Только ведь не возьмут.
…В третьем раунде противник думал только об одном – как бы поскорей дожать недобитка. Про защиту забыл напрочь. Пару раз открывался так, что можно было ему неплохо влепить, но стопроцентной уверенности в нокауте у Егора не было, а простым нокдауном он только поломал бы весь замысел. Крюков скумекал бы, что его дурят, и встал до конца матча в глухую оборону, а по очкам его было уже не догнать.
Наконец армеец подставился как следует, и тут уж Дорин не сплоховал, провел исключительно культурный удар – левый прямой в переносицу.
Крюков как лег, так больше и не встал. До зрителей не сразу и дошло, что всё, кино закончилось, зажигайте свет.
Пока объявляли победу, пока рефери задирал Егору руку, тот наскоро осмотрел зал – на предмет проблемы кадров.
Кадры присутствовали, и один был очень даже ничего: рыженькая, сидела рядом с лейтенантом-танкистом, но смотрела не на кавалера, а на победителя, и правильно смотрела – с восхищением. В другое время Дорин обязательно бы на нее «спикировал» (в отношениях с прекрасным полом он обычно придерживался авиационной терминологии), и тогда держись, танкист.
Но сегодня кадры Егора не интересовали, приглядывался он больше по привычке. Потеря интереса, вероятней всего, была временная, не навсегда – до тех пор, пока будущий чемпион Москвы не разберется в одном феномене, у которого светло-русая коса до пояса и уникальные зеленые глаза.
Кое-как отбившись от горстки верных болельщиков, отодравшись от хлюпающего носом Василькова, Егор поспешил в раздевалку. Время было без пяти двенадцать, а в час он должен был подскочить на Таганку, забрать с дежурства вышеобозначенный феномен (существо в самом деле особенное, антропологической наукой малоизученное). Договорились сходить в филармонию на дневной концерт фортепианной музыки, а потом ехать к ней, в Плющево. Ради второго пункта программы Егор был согласен перетерпеть и филармонию.
Пока мылился-полоскался в душе, напевал любимую песню: «Капитан, капитан, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля». Размышлял при этом про зеленоглазую Надю, Надежду. От дверей доносился счастливый голос Василькова («В финале будешь с армейцем Павловым драться, Павлов боксер опытный, но я его манеру хорошо знаю, поработаем с тобой как следует, и сделаешь его, я тебе точно говорю, а не сделаешь, серебро тоже неплохо, но я считаю должен сделать, имеешь шанс…») – только мешал думать. Потом тренер умолк – Егор не придал этому факту значения. Но когда, вытираясь большим полотенцем, вышел, стало ясно, почему Васильков перестал производить звуковые помехи. В раздевалке его не было. Вместо тренера перед Егором стоял командир в кожаном пальто без знаков различия, однако по синему околышу на фуражке было ясно – свой, из НКВД или НКГБ. А потом пальто приоткрылось, Егор разглядел малиновую петлицу с двумя ромбами, и поскорей натянул трусы, чтоб не трясти перед высшим комсоставом предметом личного пользования. Начальство наверняка пришло поздравить победителя от имени общества «Динамо». Спас Егор Дорин честь доблестных Органов, стопроцентно.