Великий поход (Белов) - страница 101

— Как знаешь, — демон развернулся и побрёл прочь.

— Знаю, — тихо сказал Дадхъянч.

Буря мало-помалу стихла. Улеглась. Всполошив всю снеговодную равнину. Дадхъянч поднялся из студёной, закаменённой ледяными кусками жижи и заставил себя идти дальше. Теперь, после продолжительной заминки и душевного послабления, пробираться вперёд стало ещё труднее. Дадхъянч видел перед собой только серое месиво взбурлённого снега. Ноги черпали этот оплывший снег, и риши казалось, что теперь он уж точно не выберется. Вот сейчас придёт тот последний момент, когда глаза Дадхъянча разглядят вынесенный ему приговор. Приговор его жизни.

Равнина распахнулась во все стороны. До самого неба. Даже горы пропали. Она сожрала и их. Только серая, замёрзшая топь. Непереходимая, без конца и начала. Завалившаяся на небесный край.

«Она думает, что меня можно пересилить упрямством! — хмыкнул риши. — Видали мы таких.»

Возле коровьих домников заволновались собаки. Седой вайша, косматый, как медведь на ристалище, поднял завесь окна и выглянул во двор.

— Кого это принесло? В такую погоду. Ходят же…

Он не успел добранить незваного гостя. Надверные циновки зашеворшали, и в дом ввалился этот самый незваный гость. Мокрый и измученный.

Дадхъянч поджал губы. Он смотрел на недружелюбного хозяина, на его разбуженных домочадцев, повылезавших из своих налёжанных углов, на сонные и беспечные лица этих вайшей, навсегда усмирённые своим коровьим счастьем, и думал, что снеговая топь хуже только по-своему.

— Кто ты? — спросил косматый.

— Что? — не понял Дадхъянч. Звуки странным образом намешались в его ушах, искажая переносимый собой смысл. То же творилось и в глазах молодого риши. Краски вдруг слиплись грязным пятном. Неразделимым на цвета и формы. Что-то в этом пятне затревожило Дадхъянча. Узнаваемое и притяжимое его душой. Это «что-то» выбралось из сумрака и сближалось с ним.

Невнятно протестовал косматый. Дадхъянч не понимал его вопросов. Риши вглядывался в пятно, которое воплощалось в контуры и формы. Большие глаза цвета утренней бирюзы во льду. Медово-матовая кожа. Упрямые губы…

Гаури ждала чего-то такого. Она не смирилась с тем, что Дадхъянч просто прошёл стороною. В её жизни. Гаури не знала, зачем он ей нужен. И вообще — он ли ей нужен. Что-то подсказывало девушке: скорее всего именно он.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Быстро действуя, он движется по высотам и низинам.
Он вложил зародыш в эти существа.
(Ригведа. Мандала III, 2)

Дасу обсыхал возле костра. Языки пламени облизывали сумрак. Раздражая мягким свечением сырую пустоту зимней ночи. «Красив, но бесполезен! — думал демон, глядя в огонь. — Бесполезен. Да, бесполезен. Но красив.» Огонь завораживал Дасу, как всякое запретное, порочное, порицаемое. В данном случае, запретное и порочное для демона. Такой тревожный, такой бушующий своей бесполезной страстью убийца-огонь.