"Сосчитаю до ста, — твердил я себе. — Если они не появятся, я пойду. Украду на реке какую-нибудь посудину или опять в телеге спрячусь — и на юг…" Но, глядя на крыс, гордо восседающих на драгоценной груде гниющих отбросов, я прекрасно понимал, что не смогу отдать Каллию и Нарима стражникам. Хватит, больше никто за меня не умрет. Сосчитав до ста, я снова взберусь на кровлю мясной лавки и оттуда по дюжине крыш поползу назад, на постоялый двор, где элим уговаривает Каллию бросить все, чтобы остаться в живых. Уже собравшись возвращаться, я услышал голоса на тропинке.
— Вельины свиньи! Гадость какая! Знаешь, Нарим, я ведь только ради тебя послала подальше хорошего клиента и потащилась сюда. Солдаты бы меня и пальцем не тронули, если бы увидели, кто там со мной! Помощник магистрата, не слабо, а?!
— Тише, девочка моя! Ты еще столько не понимаешь…
— Это я-то?! А, вот ты где! — Пышная Каллия, раскрасневшись, бежала за тоненьким, бледным как мел элимом, похожим на изможденного ребенка. Девушка провела ладонью по моей выбритой щеке и обстоятельно оглядела меня с головы до ног.
— Обалдеть, — подытожила она. — А в этой твоей ванне действительно есть прок. Что он такое несет — что нам всем из-за тебя крышка? Меня сто раз уже обыскивали, очень даже выгодно получается. У сыщиков всегда куча денег — взятки, то-се, — и они обожают их спускать на…
— Простите, — прохрипел я, беспомощно глядя на элима.
Он ехидно усмехнулся и скрестил руки на груди.
— А, так, значит, у тебя есть язык? Очень по-сенайски: едва рот раскрыл — сразу жизнь сломал бедной девушке! — Каллия наморщила лоб и уставилась на меня — руки в боки. — Никуда не пойду, пока ты мне не скажешь, что ты за важная птица!
— Если вы хотите, чтобы она вас слушалась, придется вам ее убедить, — заметил Нарим. — Она же здесь работает и так просто работу свою не бросит. Так что говорите, да побыстрее.
Видимо, он хотел, чтобы я просто подтвердил то, до чего он сам догадался, но к этому я не был готов и поэтому сказал Каллии только самое главное.
— В прошлый раз… — с трудом начал я. Слов было слишком много. — Когда меня… взяли, убили всех в доме… всех знакомых… слуг, друзей… всех…
— Но почему… — Крики, визг и вспышка оранжевого пламени у Каллии за спиной заставили ее умолкнуть. Каллия разинула рот: — "Гуртовщик" подожгли! Ради Тьяссы, скажи, ты кто?!
— Потом скажет, — оборвал ее элим.
Мы поспешили по кривым улочкам Лепана мимо пустующих лавчонок и тускло освещенных окон, мимо грязных свинарников и конюшен, мимо кузниц, отдающих пеплом и дымом, все время двигаясь вниз, к берегам медленной реки Лепандр. Настала ночь, и на улицах почти никого не было. В темных уголках в блаженном отупении валялись пьяные. Из темного провала двери на Нарима с рыком бросился нищий с лицом, покрытым сочащимися ожогами, и элиму едва удалось отбиться. Из таверны вывалилось несколько припозднившихся бражников, но больше в темных переулках никого не было — по крайней мере пока. Элим вел нас в доки, там у одного его друга была лодчонка. Если бы нам только удалось поскорее пройти через город…