Слэйд никогда бы не признался даже себе, что причина испытываемого им дискомфорта кроется в его одиночестве. Однако Ройс оказался прекрасным компаньоном, и они провели вместе много веселых часов, страстно обсуждая планы развития имения, охотились в лесах, полных дичи. Все шло так, как и хотел Доминик.
В скором времени в конюшне появились первые лошади, известные специалисты-коневоды присылали ему поздравительные письма и выражали интерес к прекрасных кровей животным, которых Слэйд собирался разводить в Тысяче Дубов.
Так откуда же у Доминика было это чувство, которое преследовало его.., преследовало… «Что именно преследовало?» – спрашивал он себя не раз. Разве он не делал то, что задумал? И хотелось ли ему чего-то другого в жизни? Ведь все шло так, как он планировал…
Да нет, все было вроде бы нормально. Разве что события развивались гораздо быстрее, чем он предполагал. Так откуда же это чувство душевной неудовлетворенности? Доминика раздражала странная пустота внутри. Чертовски раздражала! Не выходили из головы и странные чувства, связанные с воспоминаниями об этой мисс Мелиссе Сеймур.
К своему изумлению, он никак не мог расстаться с воспоминаниями о той ночи. Он не мог забыть вкус ее губ, все время ловя себя на мысли, что думает об уродливо одетой, странной мисс Сеймур. Осматривая только что построенные конюшни с широкими проходами и просторными свежевыбеленными стойлами, пристройку, заполненную дорогими кожаными седлами и другими принадлежностями, наблюдая, как суетятся аккуратно одетые мастера, быстро и четко выполняя порученное им дело, он чувствовал, что все это не идет ни в какое сравнение с обшарпанными конюшнями мисс Сеймур. Но по какой-то странной причине Доминик не испытывал удовольствия от этой разницы. Он видел, как напрягались мускулы на широкой спине одного из рабов, который лопатой выскабливал пол в новом стойле. И невольно Доминик вспомнил первую встречу с мисс Сеймур, ее хрупкое согнувшееся тело, когда она чистила конюшню в Уиллоуглене. В ярости он пытался избавиться от этого, ставшего навязчивым, воспоминания, к которому уже примешивалось сочувствие к борьбе за свое дело владелицы Уиллоуглена. «Эта девушка упряма и груба, слишком остра на язык, – напоминал он себе, – и, очевидно, вполне довольна своей судьбой». Ведь если бы она уступила ему Фолли и получила деньги, которые он готов был заплатить, она смогла бы значительно облегчить свою жизнь и ей не пришлось бы работать вместо служанки; но Мелисса с яростью отвергла такую возможность. Нет, она просто глупая маленькая зануда, не позволившая ему даже взглянуть на жеребца. Ну и пусть прозябает, если ей хочется. Доминик больше не будет думать о ней. Но легко сказать, да трудно сделать. По ночам, когда он ворочался без сна, его преследовали воспоминания о ее теплых губах, с такой страстью ответивших на его поцелуй, о том, как ее гибкое тело покорно приникло к его. Эти образы изводили и мучали его, и порой Слэйд начинал подумывать: может быть, и на самом деле существуют ведьмы, чары которых способны привораживать беспечных мужчин? А иначе почему, целиком поглощенный делами в Тысяче Дубов, он не в силах выкинуть это из головы?