– По-моему, нет, - сказал Никита. - Я бы не вытерпел тоже. Просто какая-то сволочь исподтишка! Прямо испугался сказать.
– Ненавижу правдолюбцев из-за угла, - поспешно перебил Валерий, - Шептунов всяких. Режут правду-матку за спиной. Карманные Робеспьеры!.. С разбегу никого по морде не разберешь. Ненавижу!..
– Мы скоро приедем?
– Мы пропали без сигарет, Никита. Не бойся, я знаю, что теперь делать. Только бы одну сигарету!
– Слушай, запомни: я ничего не боюсь. Ты это не запомнил?
– Мы пропали без сигарет. Хоть бы одна где-нибудь! Пересохло в горле. Ты бы хоть по карманам посмотрел. Может, где завалялась.
– Все обшарил - ни одной… Мы скоро?
– Километров пятнадцать. Сейчас будет какой-то поселок. Березовка, кажется. Или Осиновка. Одно и то же. Сейчас… Нам осталось километров пятнадцать, Никита.
– Что мы ему скажем?
– Что я ему скажу?
– Да. Что ты ему скажешь?
– Я хочу все знать. Я скажу ему, что, если он не объяснит, зачем все это сделано, я на его же семинаре прочитаю вслух это его заявление - всем. Братцам-студентам. И я это сделаю. И он знает, что я смогу это сделать!
– Какие-то огни. Это Березовка? Сколько осталось? Ты сказал, пятнадцать километров?
– Нет, машина. Встречная. Тоже какой-нибудь частник. С дачи. Скажи, ты любил свою мать?
Сквозь дождь туманно блеснул впереди огонь, исчез, чудилось, нырнул куда-то, - видимо, там был уклон, и только радужное свечение брызгало в воздухе.
– Я ее до конца не знал. Она не говорила о прошлом. Все держала в себе.
– Надо бы в машине иметь запасные сигареты. Не раз думал об этом и забывал! Значит, ты любил свою мать?
– Зачем спрашивать? Но не совсем понимал. И она меня, наверно, не совсем. А что?
– Просто спросил.
Два огня, брызжущие косматыми шарами, выползли, вынырнули, казалось, из-под земли, приближались из глубины шоссе, липли к размазанным дождевым полосам на стекле. Радужными иглами светились они на сбегающих каплях, летели навстречу. И внезапно ослепил, вонзаясь в машину, прямой свет вспыхнувших фар; свет этот расширился и упал, только желтыми живыми зрачками горели подфарники, мелькнул глянцевито-мокрый, горбатый радиатор - обляпанный грязью бампер с забитым глиной номером - и черный силуэт грузовика пронесся, оглушая железным ревом, дробно хлестнул брызгами грязи по стеклам.
– Что, свет не умеешь переключать, дурак? - крикнул Валерий и, оглянувшись, выругался. - Ах ты, болван стоеросовый! Болван ты, болван!..
И ударил ладонью по звуковому сигналу, пронзительно загудевшему вслед промчавшемуся грузовику.
– Вот что я ненавижу! - закричал он и быстро глянул краем глаза на Никиту, удивленного и его криком и этим выражением азартной злости на его лице. - Почему грузовики не любят легковушек? Почему? Прижимают, как танки, к кювету - и хоть бы что! И ничего не сделаешь! Бессмысленность эту ненавижу!