Бермудский треугольник (Бондарев) - страница 171

Не подымаясь с постели, Андрей смотрел в потолок, на пыльную люстру, вспоминая выстрел Спирина, и никак не мог найти то место, откуда тот сбил пулей висюльку. Потом взглянул на часы. Пятнадцать минут четвертого – самый глубокий час ночи. Звонить Спирину было не время. Но минуту спустя он снял трубку, набрал номер и долго ждал, пока заглушенный сонной сипотцой голос не ответил:

– У телефона Спирин.

– Что так официально? Это я, – сказал Андрей. Спирин прокашлялся, рыкнул по-бульдожьи:

– Кто я? А-а, ты, Андрей? Какого хрена не спишь и людям не даешь? Я только вздремнул. Ты кто – генерал ФСБ? Министр внутренних дел? Ерин? Куликов?

– Если бы… – усмехнулся Андрей. – Не спится. Сам был разбужен телефонным звонком.

– Тэк-с! Братки? Ну-ну, и что?

– Не знаю, братки или хренки, – выругался Андрей. – Говорил какой-то, судя по голосу, интеллигентный хмырь. Или – актер.

– А-а, хоп, хоп! Они все могут. И академика с потрохами купят, и профессора возьмут на блесну. Мой совет: купи и ходи с оружием, как ковбой. Помнишь, я учил? Три-четыре секунды – и хоп, ха-ха! Да, вот какая история, старик. Ты меня не любишь, а я твою просьбу выполнил. До гроба мне обязан. Не расплатишься. Ладно – за тобой бутылка «Камю».

– «Камю» за мной. Кто это сказал, что я тебя не люблю, – насторожился Андрей, и, сейчас же подумав о собачьем чутье у людей с мистическим складом, спросил: – Выполнил мою просьбу? Какую?

– Насчет твоего капитана и лейтенанта… Как их… недоносков? Навел справку через друзей из управления. Так вот какая история, старик. Никто из твоих старых знакомых в Москве не числится. Наезжали в гости из провинции. Телефон кадров я тебе, конечно, как журналисту дам. Но не уверен, удастся ли тебе до конца размотать ниточку. Очень сомневаюсь, старичок.

«Если бы знать, как начать с тебя разматывать дьявольскую ниточку», – подумал Андрей и спокойно сказал:

– Когда встретимся? Есть желание – приезжай сейчас. Подробно расскажу о звонке и посоветуемся. Мне все равно не уснуть. Коньяк найду, правда, армянский.

Спирин откашлялся, попробовал сострить:

– Коньяк армянский, а вкус французский, гурман любитель от роду русский… Мещанин во дворянстве. Благодарствуйте, приехать не смогу, вторые сутки в пике. Счастлив буду, если посетишь старого бедного однокашника… завтра… то есть сегодня утром. С «Камю» под мышкой. Если не пожадничаешь. Целую.

Он положил трубку и почему-то вновь стал отыскивать то знаменательное место в люстре, где была отколота пулей хрустальная висюлька, и тут впервые страстно позавидовал Спирину, его умению владеть своим натренированным глазом даже в состоянии нетрезвом.