– Твоя гибель, – сказал он. – Сдается мне – девочку завлекают в золотые сети. Такие же чудесные, как ее волосы. Мой вариант повторится. Бойся всех красивых вертихвосток! Драпай без оглядки. Босиком удирай. В одних носках. Она уже на крючке у этого напудренного с бабочкой. Женщины, женщины, кто вас только выдумал? Кто? Она чем занимается-то? Артистка, небось? Или что-то в этом роде?…
– Что-то в этом роде, – ответил невнимательно Андрей. – Учится в какой-то студии, то ли на курсах. Мечтает быть манекенщицей.
– Эт-того еще не хватало! – вскричал Христофоров. – Петля! Удавка! Оглоблей по голове! Да ты что? Обрубай концы, пока не поздно! Что можно иметь с девицей, у которой сквознячки в голове? Моя хоть администратором была… Бежать, Андриканис, смазать пятки и в одних трусах улепетывать, пока тебя не облапошили, как меня, дурака лопушастого! Долой всех смазливых стервоз, хорошеньких, миленьких, как овечки!
– Перемени пластинку и помолчи-ка с твоими нравоучениями! – отрезал Андрей. – Я тоже – что-то вижу. Твое «долой» – болтовня и всхлип.
– Меняю пластинку, – присмиренным голосом сказал Христофоров. – Так или иначе – а как быть? – И скоропалительно воскликнул: – Слушай, Андрюшенька, у тебя стал какой-то траурный взгляд. Что такое?
Издерганный неустройством с работой, не прирученный к неурядицам без цели, к непроходящему унижению ничегонеделанием, непостоянным заработком, сжигаемый воспоминаниями о страшном октябре девяносто третьего года, металлом засевшими в памяти, Андрей все время силился призвать на помощь непробиваемое мужское спокойствие, некую неподдающуюся мужскую волю, какую издавна мечтал иметь, но убивающая мысль – он не знает, что делать с собой, круто спотыкалась о нежданные препятствия, теряла равновесие, и непредсказуемый поток мутных обстоятельств подхватывал его, нес куда-то, захлестывал, и он терял силы оставаться таким, каким хотел бы оставаться.
– Говорю: с удовольствием удовлетворен, – сказал хрипло Андрей. – Хорошую фразу я услышал здесь, в ресторане.
– Как? Чем удовлетворен? – крикнул Христофоров. – Ты оскорблен, этой… этой пигалицей! И этим напудренным с бабочкой! А я вижу, вижу – ты ее любишь!
– Добавляю с удовольствием: удовлетворен, – повторил Андрей с тугой усмешкой.
– Вот это здорово! Ну и ну! Чем? – разгорячился Христофоров. – Она тебе фигу показывает, а ты удовлетворен! Я своей прощал, а она с каждым спекулянтом в постель лезла! Прощал, прощал и напрощался на свою голову! Не-ет, а этому мордафону бубен набить бы надо! Для науки и опыта! Отвратная, напудренная харя! Ишь ты! Губа не дура… Не-ет, если не ты, то я скандал сейчас ему устрою при этом иностранце! Дам разика два по будке-и чувствительный привет! С моей пассией я набрался практики – побывал во всех милициях!