Демидов побарабанил пальцами по колену. Он широко дышал, поперхивая горлом.
– Дедушка, почему в твоих картинах бывает какая-то холодная жестокость? – спросил Андрей то, что не раз хотел спросить и не решался спросить прежде.
Демидов скосил на него крутые брови и засмеялся, но не громко и раскатисто, как обычно, а с хрипотцой, словно смеяться было ему больно.
– Ждешь откровений, внук? Повторю. Я не очарованный странник в погоне за воздушными розово-сиреневыми сочетаниями, ласкающими взор и улучшающими аппетит. Не терплю мазню «для мебели». Свою палитру я составляю, как скрупулезный бухгалтер считает деньги. Сейчас Россия – зловещий черный фон. Угасает свет и цвет. Хотя убежден: при помощи черного и белого можно создать шедевр, как великие мастера создавали. Жизнь в сегодняшней Руси – медленное умирание. Это трагедия, мой друг, темные часы нашей жизни.
– Но в пейзажах ты другой. На них хочется смотреть без конца.
– На чем-то надо учиться мастерству. Притом рамка должна быть хорошая.
– Ты не смейся. Я серьезно.
– А я? Тоже серьезно. В пейзажах я напоминаю старого моржа, который пыхтит от прелести земной, лежа на льдине. Да, Андрюша, да, внук. Пейзаж хорош потому, что это не раздвоенный ум какого-нибудь прыщавого интеллектуала, а радость, буйство, ликование красок. А вот жанр и скульптура есть поступок. Ох, как они далеко от сказочных беловодских царств! Это – сражение! С искусством, Андрюша, не сочетаются милым брачным союзом. Его берут силой, войной…
– Не очень понимаю.
– Нечего понимать! И в войне, в битве рождается прекрасное здоровое дитя. Белые перчатки – прочь! И одно условие: не круто начинай, да круто кончай! Ты третьего и четвертого октября, не к ночи будь помянуты, общался с этими термидорианцами, брал у них интервью, лучше меня знаешь. Для того чтобы заниматься политикой, надо проституировать и торговать правдой с лотков, а на площадях кривляться и изображать неземную любовь к людям, по сути презирая их. Политики знают:
российская демократия – это ложный порядок вещей. А вот в искусстве все должно быть естественно: без проститутства любить и ненавидеть, что несчастный человеческий род и заслуживает сполна. И не струить слезы над доверчивыми кретинами! Вот какой у тебя дед: зверь – да и только!
– Я понимаю, почему купленная критика судит о тебе сейчас одними отрицаниями: нет, нет, утратил талант. Пишет все хуже, бывшая советская знаменитость, бывшая золотая рука, ставшая деревянной.
– Подобное – еще ласково. – Демидов продолжал выстукивать пальцами по колену. – Авторы – или извращенцы, или бездарности психиатрической пробы. Им всем на живопись наплевать, а мне наплевать на то, что им на живопись наплевать. Потом, внучек: крохотные мыши беспокоят иногда слонов, но – слоны остаются слонами. Уважающий себя художник должен чувствовать себя слоном.