В разговоре он небрежно называл Бессонова "отец", как не называл раньше, к чему нужно было привыкнуть. И Бессонов смотрел на его живое лицо с серыми веселыми глазами, с нежным пушком на щеках, на тонкую руку способного мальчика, которой он несколько озабоченно похлопывал по карману диагоналевых галифе, и думал почему-то о других мальчиках - младших лейтенантах и лейтенантах, командирах взводов и рот, которых почти всегда приходилось видеть однажды: в очередной бой приходили другие…
– Ты ему разреши, пожалуйста, закурить, Петя, - перебила жена, наблюдая за сыном с обеспокоенностью. - Он ведь курить стал, ты не знаешь?
– Значит, куришь, Виктор? - спросил Бессонов, неприятно удивленный внутренне, но пододвинул на тумбочке папиросы и спички соседа-генерала. - Вот тут возьми…
– Мне восемнадцать, отец. В училище все курили. Я не могу быть белой вороной.
– И пьешь, видимо? Уже попробовал? Ну, откровенно, ты ведь младший лейтенант, самостоятельный человек.
– Да, пробовал… Нет, не надо, у меня свои. "Пушки". Можно? Тебе ничего? - быстро сказал сын и, краснея, подул в папиросу; спичку зажег по-особенному, по-фронтовому, в ладонях, как научился, должно быть, у кого-то в училище. - Представляю, - заговорил он живо, чтобы скрыть смущение, - что было бы, если бы ты раньше узнал. Выпорол бы?
Сын курил неумело, выпуская дым вниз, под койку, точно курил в казарме училища, опасаясь появления дежурного командира. Бессонов и жена переглядывались молча.
– Нет, - глухо ответил Бессонов. - После того случая никогда. Ты разве считаешь меня… суровым отцом?
– А все-таки правильно тогда сделал, - сказал сын. - Надо было выпороть. Вот дурак был!
Он, смеясь, говорил это, вспомнив то, что теперь особенно мучило Бессонова, - причиненная когда-то сыну физическая боль.
– Милые мои мужчины… Теперь у меня двое взрослых мужчин! - тихонько воскликнула мать и сжала пальцами на одеяле кисть Бессонова. - Петя, происходит странное, будто без твоего участия. Виктор уезжает на Волховский, в неизвестную армию… Неужели ты не можешь ничего сделать, взять его к себе… в какую-нибудь свою дивизию? Хоть был бы на глазах. Ты понимаешь?
Он все понимал, больше, чем она, знал мотыльково-короткие судьбы командиров стрелковых взводов и рот. Он не раз думал об этом и жестом успокоения хотел погладить маленькую теплую руку жены, но сдержался в присутствии сына.
– Сейчас я, Оля, как видишь, генерал без войска, - сказал Бессонов, внимательно глядя на сына, но обращаясь при этом к жене. - Когда будет реально ясно положение, я отзову Виктора, если, конечно…