Когда Юра добрался до своего купе, он увидел, что мама его лежит неподвижно лицом вверх, с плотно сомкнутыми веками, но как только рука мальчика легла на лоб, она шевельнулась, открыла глаза.
– Юра, – заговорила она, едва слышно, с паузами, трудно проговаривая слова. – Юра, ты здесь… Никуда не уходи… – И слабой, сильно увлажнившейся рукой попыталась сжать его руку.
– Мама, ты попей, вот я принес… Тебе станет легче, да? -
Юра осторожно приподнял ей голову, поднес к губам горлышко грелки. Она тяжело, задыхаясь, сделала несколько глотков, хотела было улыбнуться, но не совладала с губами, прошептала:
– Хорошо… Мне сразу лучше… но я отдохну еще. Мне нужно отдохнуть,
– повторяла она, словно оправдываясь перед сыном за свое бессилие. И, опять закрыв глаза, затихла.
Поезд набрал скорость. Торопливо стучали колеса, вагон покачивало, что-то скрипело, дребезжало…
В купе, в котором ехал Юра с матерью, было немного просторней: на верхних полках люди лежали по одному, на нижней сидели трое. Один из них, мордатый, в поддевке, угрюмо сказал Юре:
– Слышь, барчук, надо бы вам сойти где-нибудь!
– Как сойти, почему? – встрепенулся Юра.
– Уж больно плохая твоя матушка, не довезешь, гляди! – сказал тот, стараясь не глядеть мальчику в глаза.
Губы у Юры задрожали.
– Нам надо в Киев…
– Так сколько еще до того Киева? До Екатеринослава-то никак не доедем! А она, сдается, у тебя тифует. Заразная.
– Не тронь мальчонку, без тебя ему тошно. – С верхней полки свесился человек в форме железнодорожника. – С такой ряшкой тебе на фронте воевать, а не тут с мальчонкой.
Юра вышел в коридор, встал возле соседнего купе. Там ехали военные. Среди них Юра увидел и своего спасителя.
Высокий военный со смуглым, калмыцким лицом, щеголевато затянутый в новенькие, поскрипывающие при каждом движении ремни, возбужденно рассказывал:
– Что и говорить, Шкуро мы прохлопали. Его конный корпус зашел к нам в тыл и ударил по тринадцатой армии. И конечно, белые прорвались к Луганску…
«Наверно, красный командир, – с неприязнью подумал о нем Юра, – вон как огорчается!»
– Это как же вас понимать, товарищ? – заинтересованно переспросил сидевший против рассказчика человек с глубокими залысинами, и Юре показалось, что слово «товарищ» он произнес с едва заметной иронией. – Выходит, красные… мы то есть… оставили Луганск?
– Да, позавчера там уже были деникинцы, – подтвердил человек с калмыцким лицом, передернув плечами, отчего ремни на нем тонко заскрипели.
Юрин спаситель в разговор не вмешивался. Он встал, равнодушно потянулся и полез на самую верхнюю, багажную, полку.