Я все знал, но как? Мне рассказали или куппер входит в число новомодных лекарств, которые выпускают в кровь инфонаносомы? Казалось, само знание являлось частью информации. Я не помнил никаких врачей. Не знал, что находится под куппером, но предполагал пулевое отверстие. Вероятно, я получил пулю в ногу. Вспомнил кровь, удар. Рейд… или нет? Принуждение не проводит рейдов по подпольным клубам… и не стреляет пулями.
Или я ошибаюсь?
Я попытался встать, но, не сгибая ноги, сложно даже просто сесть. Поэтому я только огляделся.
Я находился в странной квартире, которая, по моему предположению, принадлежала Генри. Может, мне и это сказали? Или просто обстановка имеет слегка строгий «библиотекарский» вид? Потом я увидел лифчик с синими птицами, висящий в полуоткрытом шкафу, – размер чашечек подтвердил предположения.
Я прислушался к раненой ноге, но ничего не почувствовал. Ни раны, ни куппера. Если пуля вошла в ногу, в чем я твердо уверен, значит, она не выходила. Мне она не мешала. Я закрыл глаза и снова отошел ко сну.
Когда проснулся во второй раз, наступил вечер. В туалет по-прежнему не хотелось. Левая нога затвердела, я не мог ее согнуть. Куппер на ощупь теплый, даже теплее, чем моя кожа. Вторая нога в порядке. «Сокровенные места» на месте. Я пересчитал пальцы. Похлопал по щекам. Провел языком по зубам. Не так уж все и плохо.
Мне чертовски повезло, верно?
Я не чувствовал себя счастливчиком.
Я сел, свесив ногу с кровати. Увидел солнечную кухню через дверь рядом со шкафом с лифчиком. Огляделся в поисках своих штанов. Пропали. Вместе с ботинками и носками. С телефоном и чем-то еще…
Вильямс. Альбом! Я закрыл глаза и вспомнил, как открылась дверь, мужчины в масках… и Боб с альбомом.
Теперь я знал, почему не чувствовал себя счастливым. Если он сбежал, все пропало. Моя работа. Мой дом. Моя пенсия. Моя жизнь.
Я уже был на ногах, прежде чем ударила боль. Я проигнорировал ее и проскакал в дверь на крошечную кухню. На обитом железом столике лежал мой телефон. На стуле – ботинки и носки. Там же – небесно-голубые брюки с одной полосой, хотя на сей раз без крови. И холодные.
Но никакого альбома, никакого Вильямса!
Я застонал и сел, медленно выпрямляя ногу. Над раковиной располагалось окно, и сквозь него, сквозь узкую отдушину, я видел длинную полосу берега, а за ним – ничего. Острова окутаны туманом. Значит, сейчас поздний вечер.
Отсутствие альбома означало, что я больше не старьевщик. Я бутлегер, преступник, изгой.
Потом я заметил на столе, под моим телефоном, записку:
Шапиро!
Мы не могли отвезти тебя в больницу. Тебе следует поблагодарить Боба. Придется пару дней полежать в постели. Я приду домой после школы.