– Неуклюжие?
– Вовсе нет. Они находятся в превосходном физическом состоянии. Чертовски здоровые. Именно по этой причине их не держат в баках до самого момента трансплантации.
– А они… знают? Знают, что с ними должно случиться? – спросил Торн, задумчиво нахмурив лоб.
– Нет, этого им не говорят. Они слышат лишь самую разнообразную ложь. Что они находятся в особой школе по соображениям безопасности, ради их спасения от некой странной угрозы. Что они – всяческие принцы и принцессы, наследники богачей, отпрыски военных. И что скоро в один прекрасный день их родители – или тетушки, или послы их страны – приедут забрать их навстречу ослепительному будущему… И вот, разумеется, наконец появляется кто-то улыбающийся, подзывает к себе от их товарищей по играм, и говорит, что сегодня настал тот самый день, и тогда они бегут… – он сделал паузу, сглотнув, – … хватают свои вещи, хвастаются перед друзьями…
Торн, сам того не замечая, принялся постукивать дистанционным пультом по ладони. Вид у него был бледный. – Представляю…
– И уходят рука об руку со своими убийцами, со всем пылом…
– Прекрати-ка расписывать этот сценарий, если не хочешь заставить меня расстаться с завтраком.
– А ты ведь не первый год в курсе, что такое происходит, – съязвил он. – Отчего такая щепетильность именно сейчас? – Он сглотнул горечь. Нейсмит. Он должен быть Нейсмитом.
Торн метнул на него пронзительный взгляд. – Как ты припоминаешь, в прошлый раз это я был готов поджарить их с орбиты. А ты не позволил.
«Что это за прошлый раз?» Это было не в последние три года. Черт, нужно было просмотреть журналы за более ранний период. И он неопределенно пожал плечами.
– Значит, – заметил Торн, – эти… большие детишки дружно решат, что мы – враги их родителей, которые хотят их похитить перед самым возвращением домой? Тогда я предвижу проблемы.
Он стиснул правый кулак, потом разжал пальцы. – Может, и нет. У детей… есть своя собственная культура. Которая передается среди них их года в год. Слухи. Рассказы-страшилки. Сомнения. Говорю тебе, они не глупы. Взрослые-воспитатели стараются искоренить эти рассказы, обернуть их в шутку, перемешать с явной ложью. – И все равно, его они не одурачили. Но он прожил в интернате дольше, чем средний ребенок. У него было время видеть, как появляются и уходят большинство клонов, как повторяются истории, дублируются вымышленные биографии. Время накопить наблюдения за крошечными ошибками и проколами воспитателей. – Если все так… – он чуть было не сказал «если все так же, как было в мое время», но удержался. – Я должен суметь уговорить их. Оставь эту часть на меня.